Посол Господина Великого

А вот и двор постоялый. Нижняя горенка – просторна, правда, темновата малость. Ну, ничего – мимо рта всяко не пронесут. Веселья маловато – не Новгород, даже не Псков, уж не Ревель тем более, где корчмы общине городской принадлежали, всяк человек вольный туда хаживал, не пития ради – общения. Обо всем в тех корчмах судачили, а уж главная тема – политика. Не то на Москве. Нет общины, нет и корчем общинных. Все люди – княжьи, все – великому князю обязаны – какие, к черту, разговоры свободные? Питейные дома – только с соизволения княжеского! Государь позволит – владеешь смиренненько, нет… ну уж тут твоя забота…

Народишку изрядно было. Купцы, подьячие, пара детей боярских. Парни какие-то перед Олегом вошли с улицы, шапки сняв, поклонились хозяину:

– Здрав будь, Неждан Онисимович!

Хозяин – приземистый мордатый мужик с маленькими сальными глазками – кивнул им небрежно, Олега Иваныча же увидев – низехонько поклонился… Ба! Да он еще и плешив.

Видно, за боярина важного принял. Кланяясь, правой рукой дорогу указывал:

– Сюда пожалте, батюшка.

Олег Иваныч уютно расположился у открытого окна и, в ожидании заказанной еды, рассматривал посетителей. Так, ничего, вернее – никого – интересного. Обычные люди. Правда, вон та компания подьячих в углу уже изрядненько поднабралась. Песни запели:

Моя дочка ледаща не ночуе дома,

Моя дочка ледаща не хоче работати,

Да как приде неделя, иде в корчму пити!

Однако – и репертуар у них! Похабная какая песня-то… Про дочку-алкоголицу… Только что без ругательств – за то штраф изрядный, а то и кнут. А вообще – ничего, если прислушаться. На «Битлз» похоже чем-то. Не, больше на «Роллингов»… «Рубин Тьюздей»… Эх, всем хорошо тут, да жаль вот, рок-н-ролл не родился еще! А так бы уж так душевно было… Ладно, не родится сам – поможем!

Девчонка хозяйская прибежала – синий сарафан, небелена рубаха, серый плат повязан скромненько. Кувшинец медовый поставила с поклоном да каравай.

– Кушай на здоровье, господине!

– А рыба где? «Кушай».

Усмехнулся Олег Иваныч, на девчонку глаза вскинул. Черна коса, тетивой татарской брови, глаза – омуты…

Мама дорогая!

Ульянка!

Как есть Ульянка!

А – не она? Ну как обознался? Проверим-ка.

– Поклон те, дева, от Гришани-отрока!

Девчонка аж поднос из рук выронила. Всхлипнула, поднос подняв, убежала.

Вот и думай…

Странная она какая-то, Ульянка. Ежели и вправду она это.

Покушал Олег Иваныч рыбу – самолично хозяин плешивый принес – чарку меда выкушал. Тьфу-ты, прости, Господи! А ведь паленый медок-то! Явная корчма – так тут неочищенный самогон называют – да еще с зельем – травами ядовитыми, дурманящими. Дурь такая – утром хоть об пол башкой больной бейся! А мед – для маскировки добавлен. Запахи сивушные отбивать. Его ж совсем мало нужно, меду-то. Капнул – и на тебе. Спьяну-то и не разберешь. Но то – спьяну. А уж Олег-то Иваныч трезв был, как слеза Иисусова. Да и привык к напиткам качественным. Паленку враз распознал. Распознав – обиделся, хозяина жутким голосом кликнул.

А, прибежал, паразит плешатый! Ах ты, тля болотная…

Не дошло до расправы дело.

Нюхнул только кувшинец Неждан Анисимов – сразу все понял. Перепутал, сказал, да к подьячим бросился. С их стола кувшинец забрал, Олегов поставил. Пейте, ребята, веселитеся!

– Вот, батюшка, отведай при мне!

Аккуратно налил в чарочку.

Хватанул Олег Иваныч… О! Другое дело! Сразу видно – медок дорогой, стоялый, выдержанный – пьется как любится!

– Хорош ли медок-то?

– Неплох. Тащи еще рыбы. Али девку свою пришли.

Не прислал плешак девку. Самолично рыбу принес. Ну, черт с ним.

Пообедав, вышел Олег Иваныч на двор коня отвязывать. Глянь, покормили конягу-то, овес в ясли присыпали. И то ладно. Не успел в седло сесть, за рукав схватил кто-то. Оглянулся: девица хозяйская… Глаза заплаканные подняла, молвила:

– Не могла я внутри-то, Неждан там. Жив Гришаня-то?

– Жив, Ульянка, коли поклон передает… – не моргнув глазом, соврал Олег Иваныч, уж больно девчонка выглядела опущенной. Да ведь – и не совсем соврал-то. Наверняка жив отрок, как и Софья жива. Дайте только срок до них добраться!

Выговорилась девка, расплакалась. Про все рассказала, на терем опасливо глядючи. И про работу с утра до ночи, и про тоску лютую, и про Неждана…

Олег Иваныч растрогался, по голове девчонку погладил:

– Неладно живется тебе, девица. Ну, не реви, не реви. А может, в Новгород тебе лучше вернуться?

– А можно? – вспыхнули надеждой глаза Ульянкины, засветились.

Смутился Олег Иваныч, только и буркнул:

– Придумаем что-нибудь. А покуда – жди, дщерь!

Убежала в дом Ульянка, на прощанье рукой махнула. Ишь, как обрадовалась-то! А чему? Чем он, Олег Иваныч, ей помочь может? Сам-то – пленный, и ежели пользуется какой-то толикой свободы, так единственно из благородства и расположения Силантия Ржи, служилого человека Ивана Васильевича, государя московского. Захочет Иван, прикажет – и нет Олега! Вот так-то. Но с Ульянкой надо что-то думать. Может, через купцов попробовать? Или – через дьяков? Может, поедет кто в Новгород… Съездить, спросить? Или – завтра? Нет, чем раньше, тем лучше – вон, как воспрянула, Ульянка-то! Надеется, чай…