Ну, пес с ними, с лиходеями. Путник-то, тот, что с болота, – плох был. Так и не приходил в сознанье-то. Пот-то на лбу выступил… да и горячий… Переживал Степа – как бы лихоманка не началась…
Терентий кивнул сурово, опасения Степанкины выслушав. Махнул рукою:
– Ставь воду, отроче, да травы, да ступу тащи…
– Лихоманку изгонять будем, дядько?
– Что будем, то будем. Бражки хмельной изопьете с дороги, робяты?
– А есть?
– Как не быть… на бруснике… Ограй, тащи баклажку.
Пока Терентий выпивал и закусывал с гостями, Степанко с Ограем быстро притащили котел с водой, зажгли-раздули пламя. Молодые разбойники с любопытством смотрели на все приготовления…
Зайдя за очаг, Терентий накинул на плечи медвежью шкуру мехом наружу, надел на лицо носатую маску, взял в левую руку дубовый посох-жезл. Зыркнул на гостей из-под маски – те аж побледнели – уж слишком быстро Терентий из Явжениц обратился в грозного волхва Кодимира. Степанко тоже времени зря не тратил – скинув рубаху, растерся маслянистой травой, так что кожа стала скользкой, как у ужа, залоснилась, замаслилась. После того взял в руки бубен. Ударил тихонько заячьей лапой…
– На море на Окиане, на острове на Буяне… – торжественным речитативом произнес волхв Кодимир.
Тяжело дышал Олег Иваныч. И черт дернул спрямить путь через поляну. С виду – поляна как поляна – а на самом деле – трясина! Хорошо – выбрался. Вроде… Что это там, пред глазами?
Господи – икона! Тихвинская. Рядом с ней женщина, молилась истово. Обернулась…
Софья!
Затем исчезла боярыня – и вновь возникла… Сначала – в церкви Михаила на Прусской – неприступно-гордая… тогда казалось так… А затем… там, в море, на корабле – нагая, невозможно красивая, грешная… И волосы по голым плечам – водопадом…
Потом и корабль исчез.
Деятель какой-то появился. В мундире прокурорском. Советник юстиции районный прокурор Чемоданов. Изрыгая богохульную ругань, прокурор возмущенно потрясал перед самым носом Олега Иваныча тонкими пачками просроченных уголовных дел:
– Что вы себе позволяете, господин майор? Это что – «дела»? Это работа? Это фикция! В деле три листа – и те – материалы проверки! За целый месяц конь не валялся! Что, не могли потрудиться назначить экспертизу? Одна справка липовая в деле… да справка о судимости… тоже липовая. Знаю я, как вы такие справки печатаете! А потерпевший почему не допрошен, свидетели? Ни один! НИ! О! ДИН! Представление буду на вас писать, господин Завойский, представление!
О! Застонав, Олег Иваныч перевернулся на бок.
…На острове Буяне…
…На море-окияне…
…Ищу я этот камень, ищу я этот ключ!
…Сбитню не желает ли, господине?
…Ни одной очной ставки!
…лежит камень Алатырь, на том камне…
…сбитень, горячий, горячий…
…сидят три старца с железными прутьями…
…даю вам три дня на приведение дел в порядок и составление обвинительных заключений, три дня…
…идут к ним навстречу двенадцать сестер-лихоманок…
…а в немецких землях давно уж книги научились печатати…
…Вы куда идете, окаянные?
…не нарушайте больше закон, уважаемый Олег Иваныч…
…Сбитень, сбитень… Купи сбитню…
…Идем в мир, у людей кости ломати да силу вынимати…
…Какой черт эдак повесил карниз, я вас спрашиваю, господин капитан Востриков?
…В обрат воротитеся…
…Сбитень, сбитень…
…Карниз привинчивают болтами к деревянным чопикам, господа офицеры, а не приклеивают скотчем к обоям!
…чем-чем привинчивают?
…тормози, Игорюха! Тормози! Сейчас коляска отва… О! Уже! Господи, куда ж я лечу-то?
Олег Иваныч со стоном заворочался на волокуше… Лучше б не ворочался!
После смены позиции – с левого бока на правый – районный прокурор Чемоданов совсем озверел и, полностью потеряв человеческий облик, скинул с себя мундир и принялся голым скакать по столу с криками: «Лель! Ярило! Лада! Лель!»
С ним скакали еще и неведомо откуда взявшиеся девицы, тоже почти голые… почти дети, ряженные в звериные шкуры, на головах – венки из сушеных цветов. Какой-то маслянистый пацан азартно молотил в бубен знаменитую вещь «Лед Зеппелина» «Моби Дик». Прокурор Чемоданов извивался в пошлом танце, подобно солисту «Бони М» Бобби Фаррелу. Девчонки пели:
Мы тебя пятницу
Жили-дожидали,
Неделю всю,
Весну-красну,
Все лето тепло,
Всю зиму холодну,
Едва дождалися,
Глаза охвостали!
Потом, взявшись за руки, присутствующие – а все это, как понял Олег Иваныч, происходило в кабинете прокурора – закружили хоровод…
– Как на Олегов день рожденья испекли мы каравай…
– Лель! Лада!
– Хэппи беф дэй ту ю!
– Лада! Лель!
– Пей до дна, пей до дна, пей до дна…
– Да пропадите вы пропадом! – громко закричал Олег Иваныч и очнулся.
Он лежал в каком-то грязном сарае, напоминавшем сельский клуб периода студенческих отработок в колхозе, только вместо портретов членов Политбюро ЦК на стенах висели козлиные черепа. Посреди убогого помещения ярко горел костер, обложенный камнями. Перед костром стоял какой-то мужик в медвежьей шкуре – нет, похоже, не прокурор Чемоданов – и что-то нараспев декламировал, помогая себе чем-то похожим на гигантский фаллоимитатор.
– Который час, мужики? – открыв глаза, поинтересовался Олег Иваныч…
– Никак, очнулся, паря?