Посол Господина Великого

Поклонился Степанко волхву, в закуток Олегов зашел, примостился на лавке, начал нараспев:

– Иду я не улицею, не дорогою, а по пустым переулкам, по оврагам, по болотинам. Навстречу мне заяц. Заяц ты заяц, где твои зубы? Отдай мне свои, возьми мои. Иду я не путем-дорогою, а сырым бором, темным лесом. Навстречу мне серый волк. Волк ты, серый волк, где твои зубы? Вот тебе мои зубы, отдай мне свои. Иду я не землею, не водою, а чистым полем, цветистым лугом. Навстречу мне старая баба. Старая ты баба, где твои зубы? Возьми ты волчьи зубы, отдай свои выпалые. Заговариваю я зубы, крепко-накрепко у… Звать-то тя как, запамятовал? Олег Иваныч? …У Олега, свет Иваныча, по сей день, да на веки вечные! Ну, как, человече?

Постонал Олег Иваныч, поворочался на лавке. У очага Терентий-Кодимир с Ограем да парой разбойничков носом клевали, заговор Степанкин слушая. Приоткрыл левый глаз Олег Иваныч:

– Чуть лучше мне, – сказал, – да уж больно громок ты, отрок. Потише чти.

Пожал плечами Степанко, потише так потише.

– Заря зарница, красна девица, полунощница! Во поле заяц, на море камень, на дне Лимарь. Покрой ты, зарница, мои зубы скорбны, рубахой своею от Лимаря, за твоим покровом уцелеют мои зубы…

– Тише, тише, не так громко… – шептал Олег Иваныч.

У очага вроде молчали. Нет, вот поднялся кто-то… Зевая, завалился на лавку. Кодимир-нехристь. Парнишечки тоже к стеночкам привалились. Чти-чти, отрок…

– Враг Лимарь, откачнись от меня, а если будешь грызть мои зубы белые, сокрою тебя в бездны. Слово мое крепко! Ну? Легче ли?

Кивнул Олег Иваныч, на лавке чуть приподнялся, выглянул… Ага – повалились все, спят. Нет, не все. Ограй, черт лысый, нет-нет, да и зыркнет глазом.

– Почти-ко еще, отроче…

– Матушка-крапивушка, есть у меня Олеже свет Иваныч, есть у него на зубах черви…

– Стой, какие такие черви?

– Да это слово такое, в заговоре. Ты не вникай особо… Сейчас я крапивки принесу, к ногам привяжу – утром все как рукой снимет.

Отрок дернулся было к очагу, но Олег Иваныч быстро схватил его за руку:

– Как братец твой, Ратибор, поживает?

Вздрогнул отрок, скривился.

– Плохо, – прошептал горестно. – Не живет вовсе. В прошлую зиму шпыни какие-то живота лишали. И сестер… Глукерью, Мартемьянку, Лыбедь… Лыбедь-то совсем дите была…

Степанко низко склонил голову, длинные волоса его упали на лоб, скрыв выступившие в уголках глаз слезы.

– Все одно найду убивцев, – твердо заявил он. – Все одно… Хоть до смерти искать буду.

– Ты как у татей-то оказался, Степа?

– Да как… – отрок пожал плечами, откинул со лба челку. – Деревню нашу пожгли, братьев-сестер убили. А родителев уж давно не было. Вот и пригрел Терентий – Кодимир-волхв, чтоб ему… Ну, да то пустое. Тебе говорю так – добро твое помню. Знай – нехорошие люди Терентий с Ограем, а есть у них еще подельники – те совсем худы: один зверь зверем смотрит, другой – с бороденкой козлиной…

– Постой, постой, – поднял руку Олег Иваныч. – С бороденкой, говоришь, козлиной? А как зовут его, знаешь?

Задумался Степанко, голову почесал:

– Того, что с бороденкой, – не знаю, хоть и частый он гость у Терентия, а звероватого, кажется, Матоней кликали.

– Матоня!

– Знаешь его, человече?

– Кажется да… причем не только его.

Задумался Олег Иваныч – ситуация-то неожиданно оказалась еще хуже, чем он предполагал. Всякими возможными осложнениями чреватая.

– Бежать тебе надобно! – шепотом посоветовал Степан. – Бежать!

Последние слова Степанко прошептал столь яростно, что зашевелился на своем ложе волхв.

– Тсс! – Олег Иваныч закрыл отроку рот рукою. – Сам знаю, что бежать… Ты-то пойдешь со мною?

– Куда? – отрок тоскливо взглянул в сторону. Видно, не очень-то сладко жилось ему у разбойного волхва Кодимира. Хоть и была надежда на Олега Иваныча слово…

Словно в ответ на его печаль, где-то неподалеку в лесу, за островом, снова завыл волк. Заворочался, заругался на лавке Ограй – лысый слуга волхва.

– Воет и воет, – поежился Степанко. – Не первый день уже. Ребята говорили – недавно в Силантьеве – это деревня тут, рядом с Явженицами – волк младенца унес. Врут! – отрок невесело усмехнулся: – Не волк то, оборотень! Сытые сейчас волки-то, а этот… Ишь, развылся…

– Хо! Так я не очень и далеко, оказывается. Как, говоришь, деревня-то прозывается?

– Силантьево. По хозяину новому, человеку служилому. А что?

– Да так, – Олег Иваныч поднялся на лавке, пристально взглянул на отрока: – Скажи-ка, Степа, хочешь ли отстать от татей?

– Хочу, – с надеждой прошептал отрок. – Да только некуда. Ни родных у меня не осталось, ни знакомых каких…

– Найдем знакомых. Слушай…

До утра почти прошептался Олег Иваныч с отроком, на спящих татей косясь. Воспрянул духом Степанко, про Силантия Ржу услышав. И так-то по округе про Силантия молва хорошая шла. Справедливым показал себя хозяином, мужичков зазря не обижал, наоборот – привечал всячески. Да и у государя в чести – сунься кто! Охотиться страсть как любил – то Степанке любо, сам охотник. Эх, хорошо бы к Силантию…

– В холопы обельные не пойду, – качал головой отрок. – А в служки – пожалуйста! Да по охотницкому делу…