Посол Господина Великого

Отворились ворота, вошли Терентий со Степанкой в избу. Слуга Терентия Огрой – мужик безволосый, беззубый, морщинистый, да немой в придачу, – ворота на засов (от кого только?) заперев, мужика притащенного на лавку к печке перенес да за одеждой чистой бросился, воды котел на очаг поставил – мыться. Вокруг очага – лавки сосновые, стол, по стенам – черепа заячьи, травы пахучие, змеи да жабы сушеные. В углу, вместо иконы, еловые чурбаки размалеваны страшные – идолы. Не изба – капище! В миске серебряной кровь петушиная плещется – за удачное возвращенье хозяйское поутру зарезал Огрой петуха. Все одно уж всех кур переели, да и зима скоро – уходить придется, новое прибежище искать. Замерзнет болото – враз охотники за зверьем всяким нагрянут. Ну, идолов в чаще спрятать – сойдет капище за заимку охотничью. Ярило с ними, пущай пользуются, не сожгли б только избу до весны-то…

Как согрелась водица – разоблачились мыться Терентий со Степанкой. Грязь с груди соскребая, затосковал Терентий. Эх, летом, на Ивана Купалу – три девы нагих его в этом чану купали. Вот где раздолье-то было… С тех пор и перебивался Терентий-Кодимир без женской ласки, что здесь, что в Явженицах. Свою-то жену удавить по весне пришлось – слишком уж много знать стала, старая. Заманил на болото, за клюквой – накинул петельку. Не трепыхнулась. Кинул в болотину – и все дела. Эх, девки, девки… В ноябре месяце русалии устроить надо. С плясками, с игрищами. Ухмыльнулся Терентий, да вздохнул тут же – когда он еще, ноябрь-то. А девку-то уже сейчас хочется! Обернулся на Степанку… Ай, ладный какой отрок. Тощой только да грязен… Может, его сейчас… заместо девки? Что тощой – ладно, а грязен – так сейчас отмоется. Шепнуть только Огрою, чтоб ножик его прибрал подале. Да веревку с амбару принес, покрепче.

– Мойся, мойся, Степанушко! Травку вот возьми, пахучую…

А что потом с ним? В болото? Да ведь проводник надежный, другого и не сыскать. А и не надо другого! Не всю же жизнь по дальним капищам прятаться! А как будет дело какое удачное – можно, чай, в Твери где-нибудь постоялый дворец прикупить. Да почему ж в Твери – а и на Москве! Тем более – и там есть людишки верные. Давненько, правда, не объявлялись. С прошлого году…

Эх, не знал Степанко, что Кодимир-волхв, Терентий из Явжениц, и был главным организатором смерти его сестер. Вернее, смерть их – это уж случайно вышло, а вот про капище старое шепнул как-то невзначай Терентий нужным людям. Слыхал он про старого волхва – неуклонный был старец, не ужился б с таким. Но вот уж с год нет старца, а что уж тому причиной, Терентьевы ль слова, али случай какой, – то боги одни ведают. Перун, Даждьбог, Ярило…

Так что пора кончать со Степанкой – знает больно много. Позвать сперва Ограя, и…

– А дядько Ограй где, Степанушко? На двор вышел? Чтой-то долгонько ходит… Ограй, эй, Ограйко!

И без крика этого ворвался Ограй в избу. Замычал что-то, руками непонятные знаки показывая.

Ну, те знаки Терентию со Степанкой давно ясны были.

Сосна росла на том берегу, на холме – высока, раскидиста. Надо кому из верных людей на островок перебраться – к вершине сосны плат белый привязывали. Тот плат с крыши избяной видать было. Видно, плат-то этот и имел в виду немой слуга.

– Ну, беги, Степа!

Быстро натянув порты и рубаху, отрок выбежал из избы.

Повезло покуда тебе, Степанко! Незнамо как дале будет…

На противоположном берегу болота, на тайном месте, стояли четверо. На конях, с волокушей. Двое – незнакомые, а двое свои, братья-разбойнички. Окромя волхвовства да русалий, давно промышлял Терентий татьбою. Собрал шайку, человек полтора десятка, считая Степанку. В рясу монашескую обрядившись, отрок в местах глухих поживу высматривал. Хорош ли обоз, да велик ли, да оружных много ль. Ежели подходящей добыча оказывалась – враз взлетал на сосну по веревке – знак подавал. Тут и грабили. Трупы да телеги – в болото, оно все скроет. Лошадей да награбленное – что на островке прятали – потом на Москве продавали, был у Терентия там человек знакомый. Не из этих ли? Вон, может, тот, козлобородый? Или вот этот дед, жилистый… взгляд тупой, звероватый…

– Ты что пришел, отроче? Терентия зови.

– Так вы сами-то не пойдете?

– Делать нам больно нечего – по болотинам шастать, – засмеялся козлобородый. Отсмеявшись, кивнул на парней: – Веди этих, пусть до зимы хоронятся… Ну а Терентий – пусть сам к нам поспешит – дело есть важное. – Козлобородый снова засмеялся и азартно потер руки.

Отрок кивнул.

– А вы, – козлобородый посмотрел на молодых парней в одинаковых сермягах, – вы двое – хватайте волокушу. Тащите… Да осторожнее, черти! Груз в трясину не сройте!

Груз… Обернулся Степанко, взглянул краем глаза. Так, любопытства ради.

Сундуки какие-то, оружие богатое, меха – рухлядишка мягкая… Нехилый товарец!

Приняв важный вид, отрок с парнями не разговаривал, лишь буркнул сурово, чтоб точно за ним шли, по сторонам никуда не шарились да ворон не считали. Узнав о козлобородом, Терентий засобирался… Исчез быстро. Объявился к утру лишь – руки потирал довольно – видно, хорошо все у лиходеев сих складывалось.