Посол Господина Великого (Новгородская сага - 2)

Олег Иваныч с правого фланга бился. Вместе с родными славенскими. Никакого страха не чувствовал - правильно говорят, что на миру и смерть красна. Тем более за родную-то землю! Рядом, плечом к плечу, оглоеды бились - эва, махали дубинами. Пара москвичей точно на другой берег улетела от ударов таких! Дедку Евфимию правую руку арбалетной стрелой прострелили, ничего - левой владел старик не хуже. Рубил врагов по мере сил. Пафнутий, старый слуга скособоченный. Не впервой сталкивался он с московитами - лет пятнадцать назад изрядно приходилось рубиться, еще до Ялжебицкого мира. Там и скрючило его от удара вражеского. Однако - выжил. Там - выжил. А здесь... Неудачно как-то обернулся Пафнутий... Мелькнуло что-то... Тяжелая стрела московская старику прямо в глаз вонзилась. По упавшему телу пара всадников пронеслась - не заметили, а самому-то Пафнутию уже все равно было.

Акинфий, сторож усадебный, нелюдимый... Никогда б не подумал Олег Иваныч, что тот столько ругани непотребной знает! Прямо - виртуоз. Специалист в языкознании... как товарищ Сталин! Упал и Акинфий, копьем московитским пронзенный. Вскричал только: "Ах, вашу!", да так и упал, не продолжив...

Олег Иваныч, стиснув зубы, бился. Вот сразу двое к нему - с сабельками. Удар... Отбивка... Не забыть уклониться от второго... Контратака... Ага, кажется задел а друат... Ишь как размахался-то, сердечный... Все прямо по канонам сабельной схватки - когда нападение отбито, право на укол переходит к сопернику. Ты только попробуй его реализуй... А ну-ка... Резкий выпад влево... Достал-таки! А нечего ворон считать, лежи теперь в травище, ежели не затопчут... А теперь направо... Ах, ты ж, что делаешь, я атакую - и ты тоже? Ну, это уж совсем не по правилам, с саблей-то... Жаль, судьи нет, давно б альт был... Или штрафной укол... Тебе, тебе, не мне! Что зубы скалишь?.. А вот ежели я, скажем, намереваюсь сделать выпад в лицо... Ну-ка, подставь сабельку... Подставил? Вот молодец... А теперь жди, как же... Как на тренировке... Действие первое: смена позиции - вниз и влево... Действие второе: устранение оружия соперника из опасного положения - отбивка... Ну, и действие третье - противнику наносится укол! На, зараза! Ловкость рук - и никакого мошенства. А то, что ты на ложные атаки купился, - ну, так извини, брат, - а ля гер, ком а ля гер...

Удар, удар, удар!

А с индивидуальной техникой боя у вас неважно, господа москвичи!

Вот, извольте, получите-ка!

Получив смертельный удар в шею, московит с хрипом повалился с коня.

Тут и третий нарисовался, не заржавело.

В бок его! Вон где кольчужный край виден... Ага! Не понравилось!

А вы куда скачете? Раз, два... семь... Семеро! Не много ль на одного, господа? А, один за шею схватился... Из наших кто-то поразил, из самострела... Кто? Да Олексаха, вон из кустов рукой машет. Да не маши ты, дурачина, не привлекай внимание, дело свое делай. Опа! Что там за тень промелькнула? Стрела? Но почему так сдавило горло? Аркан... Пере... Черт. Узкий меч вылетел из ослабевшей руки, выбитый ударом московитской булавы. Накинутый аркан туго сдавил горло...

"Семеро на одного... - успел подумать Олег. - Сволочуги..."

Рать московская, вдесятеро меньшая, наголову разбила новгородцев на Шелони-реке. На берегу левом, низком, валялись, стеная, раненые. Черной тучей кружили стаи ворон - хищные птицы выклевывали глаза трупам. Шастали тут и там небольшие отрядики московитов - собирали оружие.

На коне белом, в окружении бояр именитых да служилых людей, сидел гордо князь Даниил Холмский, в доспехе с зерцалом, плащ длинный, алый, серебром вышитый, на круп коня спускался складками, бороду да кудри седые ветер налетавший трепал - снял князь шеломец-то с головы своей крупной, на котел похожей. Рядом - воеводы ближние: Стрига-Оболенский, Федор Хромой, Силантий Ржа. Силантий - в доспехах черненых, вражьей кровью забрызганных, глядит устало, забрало страшное поднято.

- Велика победа, князюшко! - кто-то из служилых хвалится. - Ой, велика!

Хмурится князь Данила, вроде и не рад особо... Да нет, вот улыбнулся рад, конечно... но и... жаль ему почему-то людей новгородских побитых, все ж свои, православные, не татары какие, нехристи...

Подвели пленников именитых: посадника Дмитрия Борецкого, да друга его, Казимира Василия, да Киприяна Арбузьева, боярина знатного с Кузьмодемьянской, да Епифана Власьевича, пораненного изрядно, да прочих... Что делать с ними - то государю великому, Ивану Васильевичу решать, как на то его государева воля будет. Смурно идут пленники, о судьбине своей гадают. Один Киприян Арбузьев весел: боярин - везде боярин, деньги есть - откупится.