– Им не нравится быть частью Языка, – сказал Хассер. – Так они чувствуют себя уязвимыми – им нравится говорить на Языке, но не быть им. Да еще им пришлось бы водить компанию с простолюдинами. – Его голос звенел тем сложным сплавом уважения и обиды, который я уже слышала раньше и который мне еще не раз предстояло услышать потом.
Мы беседовали о Языке и о том, что это значит – быть тем, чем мы были. Говорили в основном они: я больше слушала. И старалась сдержать раздражение, которое вызывала у меня их болтовня. Но в конце концов они меня допекли. Сравнения в подавляющем большинстве оказались сторонниками независимости, кто больше, кто меньше. Речь то и дело заходила о невежественной руке Бремена и его безжалостных агентах. Мне это казалось смехотворным, особенно после знакомства с Уайатом.
– Что-то я не заметила, чтобы кто-нибудь из вас отказывался от вещей, которые мы получаем с миабами, – заметила я.
– Нет, – ответил кто-то, – но мы должны торговать, а не просто платить им дурацкую дань и получать подаяние взамен.
Хассер вполголоса снабжал меня информацией о собеседниках, когда те начинали говорить, точно визирь, нашептывающий на ухо послу.
– Она злится потому, что ее не так часто произносят. Ее сравнение слишком вычурно.
– А этот не столько сравнение, сколько пример, честно говоря. И он это знает. – По пути домой я чувствовала, что злюсь на них всех. И рассказала Скайлу, до чего все это было смехотворно. Но все же вернулась туда опять. С тех пор я часто думаю о том, почему я это сделала. Что отнюдь не означает, будто я нашла ответ.
В мой второй приход Валдик, который каждую неделю плавал с рыбами, рассказывал историю своего воязыковления. Он находился в развитии: его статус зависел не от того, что когда-то сделал он или что сделали с ним, а от того, что он продолжал делать. Это как тот человек, который каждую неделю плавает с рыбами, мог захотеть сказать кто-нибудь из Хозяев, чтобы пояснить какую-то неясную для нас мысль, а для того, чтобы он мог так сказать, это должно было оставаться правдой. Отсюда и нескончаемая обязанность.
– В квартале служителей есть мраморный бассейн, – говорил Валдик. Бросил на меня взгляд, снова потупился. – Много лет назад его привезли на корабле аж через весь иммер. В него каждую неделю впускают вместе со мной маленьких измененных рыб, которые переносят хлорку. Я плаваю каждый овердей. – Тогда я заподозрила, что остальные одиннадцать дней он только и делал, что готовился к следующему заплыву. В ту пору я еще не знала, каких усилий стоило проводить такие события регулярно, чтобы видо-временные формы ариекайских сравнений не оказались нарушенными. Я подумала, что, может быть, поэтому Хозяева всегда немного скованны с нами: наверное, боятся, а вдруг сравнения забастуют.
Когда пришла моя очередь, я рассказала новым знакомым про ресторан и про то, что я ела, и все это было так неприятно – само происшествие, – что мне даже поверили. Некоторые не сводили с меня глаз; один или двое, как Валдик, старались на меня не смотреть.
– Добро пожаловать домой, – сказал кто-то тихо. Мне это ужасно не понравилось, и я перестала следить за своим языком, так что все сразу поняли, что мне это не по вкусу. А еще мне не понравилось то, что Хассер, когда пришла его очередь пересказывать те ужасы, которые для его воязыковления проделали с ним – его открыли и снова закрыли, – говорил выразительно, следя за ритмом и интонациями, так что подлинная история превратилась у него в рассказ.
Настоящее, 6
Гражданин, редко бывавший в Посольстве, мог и не заметить перемен: охранники стояли на местах; служители и их подмастерья сновали вокруг; на голографических и плоских экранах по-прежнему возникала информация. Однако беспокойство так и осталось разлитым в воздухе после той вечеринки, и те, кто знал, ощущали его.
Ни один корабль еще не провожали из Послограда с такими туманными напутствиями, как наших последних гостей. Разумеется, приличную случаю помпу постарались соблюсти. Так скоро после Прощального Бала, что не все успели привести себя в порядок, послы, служители и люди вроде меня проводили команду иммерлетчиков на лодке к кораблю, после чего временно затаившие дыхание послоградцы остались один на один со своей проблемой, чем бы она ни была. Хотя, вообще-то, они, точнее мы, ничем особенным не занимались. Позже я узнала, что среди служителей были те, кто настаивал на задержке корабля.