Посреди России

Ему было радостно, что не он, здоровяк, а низкорослый Николай завалил скамейкой форсистого парня, сразу показал, что не зря водит дружбу с ним, с Семеном.

— И откуда такой взялся? — снова пискнул Николай.

— А хрен его знает!

По вечерам в их поселок вторую неделю подряд вальмя валила молодежь. Наезжали из соседних деревень — благо автобус пустили! — даже со станции, из новых каменных домов, и кто знает откуда еще. Так посмотреть, вроде и погода-то не гулевая: Октябрьские прошли, пора бы зиме налаживаться, а осень все еще навы́передки идет — ветры, дождь, грязь… Но молодежь лезла и лезла в новый клуб, только что открытый перед праздниками, осваивала «плацдарм». А клуб и впрямь был хорош, весь горел, как новый пятак, и каждому хотелось оставить на нем свою мету. Местным парням и молодым мужикам не занравилось это многолюдье, привыкли они безраздельно верховодить в своем княжестве. Тот же Николай вот уже шестой год как пришел из армии, женился, а в старый клуб ходил по-прежнему. Опоздает на полсеанса — все равно идет. Мест нет — проходит вперед, приподымает край скамейки — посыпался народ на пол… А тут, в новом клубе, все переменилось. Мелюзга и та огрызаться стала, уваженья к себе требует, а что до приезжих — те и вовсе чуть ли не на «вы» начали. А чтобы покурить во время сеанса — ни-ни! Хорошо, из старого клуба скамейки принесли да в фойе поставили, тут и курильню устроили.

— Тихо! — Николай приостановился у калитки своего дома. — Не спят, кажись…

— Ладно. Я пойду тогда.

— Погоди. Надо бы перевязаться, что ли, только потише, чтобы наши…

— Хуже стало?

— А ты думал!

— Тогда неси чего-нибудь большое. Полотенце неси, да подлинней!

Придерживая бок, будто у него за пазухой десяток сырых яиц, Николай укряхтел в дом. Семен прошел в калитку и остался ждать у крыльца. Он вострил сразу два уха — одно в дом уставил, опасаясь там позднего скандала, другое настраивал на отдаленный шумок у клуба. Там что-то было неладно: поднялся гомон, но ни песен, ни смеха. Кто-то пробежал совсем близко, разбрызгивая грязь, но не видать кто, поскольку лампочек на столбах меньше, чем зубов у Колькиной тещи. Беспокоило, что народ все еще гуртился у клуба, хотя кино кончилось.

В этом было что-то непонятное, заставлявшее тревожиться за Николая. Да и как не тревожиться: по правде говоря, ведь тот-то парень остался лежать на полу…

С Николаем они друзья давнишние. Вместе росли, вместе в эту деревню, что стала вдруг называться поселком, зятьями вошли и вместе теперь работали — газ возили из района.

Семен — шофер.

Николай — экспедитор.

Оба дипломированные газовики, и в работе к ним не подкопаешься, хоть и хлебают волю горстями, как вырвутся за деревню, а вот в таком деле, как теперь… «И черт его дернул скамейкой!» — уже без ликованья подумал Семен.

Приятель появился из дому тихо, на цыпочках:

— Ну что там?

— Спят, но Тонька скоро встанет, ей на дежурство, — прошептал Николай, дрожа. — Держи! Самое длинное полотенце.

Похоже, что его лихорадило, но голос немного повеселел, видимо рад был, что его сварливая Тонька, женщина очень крупная, которой он едва доставал до плеча, не видит вечерней порухи мужа, а то и второй бок не сохранишь…

Они отошли к сараю. Николай, постанывая, стянул пиджак, с трудом, как из хомута, вылез из рубахи. Семен достал зажигалку, осветил бок приятеля и крякнул: дегтярно-черный, как показалось ему в полумраке, синяк растекся от подмышки до пояса. Опухоль тоже была под стать — окатиста и плотна.

— Хорошо поправился, ни одного ребрышка не видать!

— Да давай ты скорей!

— Сейчас затяну, только смочить бы надо конец-то… этим самым… Старухи говорят: лучшее лекарство.

— Так ты давай.

— Это тебе надо. Своя пользительней.

— Все равно, ведь не пить же! — капризно проворчал Николай, но все же отошел в сторону и через минуту вернулся с мокрым полотенцем.

— Вот это и есть домашняя медицина! — Семен встряхнул полотенце, приложил к больному месту и стал затягивать. — Теперь от тебя, как от детских яслей несет… Подыми руку, я тебя покрепче засупоню.

— Да не-ет, тут не детскими яслями пахнет, тут, пожалуй, дух-то покрепче будет… Тихо ты!

— Все-все…

От клуба донеслось тарахтенье машины, но это был не автобус: последнему автобусу еще рано. Они стояли и слушали, не понимая, что там — скорая помощь или милиция, но тревогой не поделились. Смолчали. Расходясь, условились так: если утром Николаю не подняться, Семен поставит машину на однодневный ремонт — причин хоть отбавляй, а если и на другой день ему не обмочься, Семен один съездит за баллонами. Потом настанет выходной, ну а время, известно, лучший доктор, поэтому с понедельника они снова отправятся за газом вместе, в одной кабине, если, конечно, там ничего…

Они прислушались к звукам в центре, и каждый из них без труда выделил фыркнувший мотор.

— Машина какая-то, — как бы между делом сказал Семен. Он зевнул для верности, но игру заметил Николай.

— Да. Отошла, — вздохнул он.

На этом и расстались.

* * *

Паника началась поутру.