Посреди серой мглы (ЛП)

— Нет, про парней не рассказывай… и о том, что они говорили.

— Хорошо, старшая сестра, не скажу! — улыбнулась я.

Мы побежали сквозь темноту и смеялись до самого дома.

Что же такого Йоанна знала о тех парнях и их встречу, чего не знала я?

Смех затих.

— Лина, милая, нам пора идти, — сказала мама.

Я оглянулась на яму. А что, если мы роем себе могилу?

34

Я нашла палочку и сломала её пополам. Села и принялась рисовать на твёрдой земле. Изобразила наш дом, сад и деревья, пока не пришло время возвращаться к работе. Я вдавила в землю пальцами маленькие камешки, и получилась дорожка к нашей двери, а крышу выложила палочками.

— Лучше нам подготовиться, — сказала мама. — Зима будет такая, которой мы ещё не видели. С сильными морозами. И без еды.

— Зима? — удивилась я, сев на пятки. — Ты что, шутить? Ты уверена, что мы здесь будем до зимы? Мама, нет!

Ведь до зимы ещё месяцы и месяцы. Я не могла думать о том, что буду жить в этой избушке, рыть ямы и прятаться от командира ещё несколько месяцев. Я бросила взгляд на белокурого охранника. Он смотрел, как я рисую на земле.

— Надеюсь, что нет, — сказала мама. — Но вдруг? Если мы не будем готовы, то, скорее всего, погибнем от голода или холода.

Мама привлекла к себе внимание Ворчливой.

— Метели в Сибири очень коварные, — кивнула госпожа Римас.

— Даже не знаю, как эти домики их переносят, — сказала мама.

— А если мы построим себе другие дома? — спросила я. — Можно сделать из колод что-то вроде этого колхозного здания, с печью и дымоходом. Тогда у нас будет возможность жить всем вместе.

— Глупая. Они не дадут нам времени ни на какую стройку, а если мы что-то и построим, то они заберут это себе, — сказала Ворчливая. — Копай давай.

Спустился дождь. По нашим головам и плечам застучали капли.

Мы открыли рты, чтобы поймать как можно больше воды.

— Это сумасшествие какое-то, — заметила госпожа Римас.

Мама что-то крикнула белокурому охраннику. Из-под навеса веток засветился кончик его сигареты.

— Он говорит, чтобы мы быстрее копали, — сказала мама громко, дабы перекричать ливень, который уже стоял стеной. — Мол, теперь земля мягкая.

— Сволочь, — ругнулась госпожа Римас.

Подняв взгляд, я увидела, как мой нарисованный домик тает под дождём. Палочку, которой я рисовала, отнесло прочь ветром и водой. Опустив голову, я принялась копать. Вгоняла лопатку в землю со всей силы, представляя себе, что передо мной не земля, а командир. Мне сводило пальцы, руки дрожали от усталости. Платье по низу обтрепалось, а лицо и шея обгорели на утреннем солнце.

Когда ливень утих, нас погнали обратно в лагерь; тогда мы были уже по пояс в земле. Желудок сводила голодная судорога. Госпожа Римас перекинула брезент через плечо, и мы шли вперёд, едва волоча ноги, а руки у нас онемели на тех лопатах без рукояток, которые мы сжимали почти двенадцать часов.

В лагерь мы зашли с тыла. Я узнала избушку, где жил Лысый — она с коричневой дверью, — и смогла проводить маму к нашей лачуге. Йонас уже ждал нас в доме, а вся посуда оказалась наполнена водой до краёв.

— Вернулись! — обрадовался он. — Я волновался, не заблудились ли вы!

Мама обняла Йонаса и расцеловала его в голову.

— Когда я пришёл, ещё был дождь, — объяснил Йонас. — Так я всю посуду из дома вытащил, чтобы набрать нам воды.

— Мой умничка! А сам пил? — спросила мама.

— Много! — ответил он, глядя на то, как печально я выгляжу. — Можете хорошенько помыться.

Мы напились из большой посудины, затем помыли ноги. Мама настояла на том, чтобы я попила ещё, даже если и чувствую, что больше не могу.

Йонас сидел на досках по-турецки. Перед ним был разослан один из маминых шарфиков. Посередине лежал одинокий кусочек хлеба, а рядом — маленький цветочек.

Мама взглянула на хлеб и на завядший цветок.

— В честь чего этот банкет? — спросила она.

— Сегодня я получил за работу хлебную пайку. Вместе с двумя женщинами делал ботинки, — улыбнулся Йонас. — Кушать хотите? Выглядите уставшими.

— Очень хочу, — призналась я, глядя на тот кусочек. «Раз уж Йонас заработал хлеб сапожничеством в помещении, то нам, наверное, дадут целого индюка», — подумала я.

— Нам всем дают за работу по сто грамм хлеба, — рассказал Йонас. — Нужно пойти и забрать свои пайки в колхозном управлении.

— Вот… вот это и всё? — спросила мама.

Йонас кивнул.

Триста грамм чёрствого хлеба. Это просто в голове не укладывалось. И ради этого мы столько часов копали. Они заморят нас голодом и, наверное, скидают в те ямы, что мы выкопали.

— Но этого же мало, — заметила я.

— Найдём ещё что-нибудь, — сказала мама.

К счастью, когда мы пришли, в деревянном здании командира не было. Нам дали карточки без выкрутасов и лишних разговоров. Мы пошли за другими работниками до здания рядышком. Там нам взвесили и раздали хлеб.