— Слушай, я тебе отдам. Сразу же, — это Петренко переключился на Сергеева, — у меня такого добра только свисни. А вот побывал в заграничной командировке и сердце посадил. Одолжи, будь человеком. Я как только посылку получу, тебе сразу все переведу и на три ампулы больше дам.
Хмурый и сосредоточенный Сергеев посмотрел на Петренко, последний заткнулся и пересел к Сенкевичу.
— А все-таки, какие подходы вы выработали для урегулирования ситуации, — Президент решил поставить на место строптивого министра.
— Ведутся самые широкие консультации, — немедленно откликнулся Фомченко, — мы хотим урегулировать все миром. Но на крайний случай пять тысяч наших сотрудников и бойцов Российской армии готовы воспрепятствовать проискам восставших. Имунонедостаточники знают о своем неизбежном конце, поэтому и бунтуют. Это древняя группа риска. Сплошь подонки, вредители и агенты врага. Мы поднимали вопрос об окончательном решении вопроса, но Правительство отказало. Зараженное мясо не идет на экспорт, а внутреннее потребление мяса в России низко. Экономическая неэффективность полной зачистки и стала причиной нашей сдержанности в этом вопросе. Убили только триста сорок два имунодефецитника. Да и тех при явных попытках саботажа и бегства из страны.
— Ясно, — Георгий Константинович покачал головой, — а чего они хоть требуют?
— Как всегда, — неожиданно вырвался Сергеев, — лекарств и продовольствия. А после того как два месяца назад мы ввели военные карантины, иммунные зоны стали вымирать. Отсюда и восстание. Надо просто дать им работу и нормальный паек. Хотя бы на уровне хлолерных плантаций. Тогда восстание прекратиться само собой.
«Договорились, — Жаров раздул ноздри, ему все меньше и меньше хотелось покидать столицу в таких условиях, — если бы не тот проклятый оракул. О, если бы оракул раньше сдох».
— Армия любовь моя, — Петренко обнял Сенкевич за плечи и кротко говорил на ушко, — разве из Европы вам не идет вооружение. Не идет продовольствие и боеприпасы. Отличные маскхалаты и новые энерговинтовки?
— Идет, — Сенкевич сидел очень смиренно.
— Так, а чья это заслуга? — министр иностранных дел продолжил нежные уговоры.
— В том числе и твоя, — ответил Петренко Сенкевич.
— И вот, такой хороший человек как я, в сложном положении…, — завел пластинку Петренко, — я бы сказал в очень сложном…
— Господин министр, — громко оборвал Петренко Президент, — у нас все-таки заседание Правительства России, а не гей-вечеринка клуба любителей кокаина.
Министр иностранных дел замолчал и отвел глаза от места председательствующего — места Российского Президента.
— Я слышу в ваших словах, — тяжелым голосом обратился к министерской фронде Георгий Константинович, — явное сочувствие к восставшим. Фактически поддержку подонков в самый сложный момент нашей истории. Именно тогда когда вся Россия идет на смертельный бой вы поддерживает отщепенцев. Сочувствие вы проявляете к восставшим негодяям. Так я понимаю?
— Не к восставшим, — оборвал Президента Сергеев, — не к восставшим, а к голодным и обреченным людям. Которым ни мы, ни врачи уже е могут помочь ничем. Кроме эвтаназии конечно. Но эвтаназия иммунодефицитных запрещена уже сто двадцать лет из-за низкого качества их мяса. Об этом уже говорили.
— Говорили, — согласно кивнул Жаров.
— А мятеж мы подавим, — припечатал Фомченко.
— Как не раз подавляли, — как-то особенно грустно сказал Матвеев, — мы вообще специалисты по решению социальных конфликтов.
— Гора трупов или две, — Сергеев безнадежно махнул рукой, — им ведь все равно погибать. Сдохнут немного раньше. Не переводить же на них рационы.
— Хорошо, — Президент решил перехватить инициативу в разговоре, — я даю поручение вам, министр внутренних дел…
Фомченко подтянулся в кресле.
— Поручение, именно поручение, — продолжил Президент, — уладить конфликт быстро и без жертв и без потерь. Ясно. Время не лимитирую, но держитесь в законных рамках.
— Так точно, — просветлел лицом Фомченко.
«Ладно, человеколюб, — сжал в душе кулаки Георгий Константинович, — ну вернусь я в Москву. Тогда посмотрим, поговорим. Я жестоко отомщу тебе Фомченко. Когда вернусь… Если вернусь, конечно».
Министры тихо заговорили друг с другом.
— Тогда ты мне дай, но не навсегда, а только на день. Потом как до дома доберусь, так и верну, — Петренко возобновил уговоры министра обороны. Но Сенкевич держался с прямотой застарелого наркомана — одиночки.
— Они ведь все индивидуальные, — говорил он министру иностранных дел, которого в народе иначе как «министром странных дел и не звали», — я если тебе дам, то сам с голым шишом на морозе останусь. А ты можешь и умереть от чужого инсулина. Так часто бывает.
— Так ты пойми, — злился Петренко на лице, которого серыми впадинами проступили кости, — я только на день и только с возвратом. Михалкина знаешь? Он кремень — сказал, значит сделает. Он мне сегодня достать обещал, может уже и достал. Я сейчас с тобой время трачу. Это тебе же выгодно, я тебе за каждую ампулу две отдам.