Пост-капитан

— Никогда не встречал столь точного оружия, — сказал он вслух. — Интересно, смогу я повторить старый фокус Диллона?

Он вынул из кармана монету, высоко подбросил в воздух и точным выстрелом сбил её в тот момент, когда она достигла наивысшей точки, между подъемом и падением.

— В самом деле, восхитительные инструменты: нужно беречь их от росы.

Солнце село; смерклось настолько, что язычок пламени освещал туманную ложбину при каждом выстреле; платок давно уже превратился в клочья.

— Боже, вот я посплю сегодня. О, какая обильная роса.

В Дувре, прикрытом с запада холмами, стемнело ещё быстрее. Джек Обри, покончив со своими немногими делами и впустую заглянув в Нью-Плейс («Мистер Лаунс нездоров, миссис Вильерс нет дома»), сидел за кружкой пива в кабачке возле Замка. Это была унылая, грязная, жалкая лачужка, бордель для гарнизонных солдат — но зато в ней было два выхода, а поскольку в передней комнате сидели Бонден и Лейки, он чувствовал себя в какой-то степени защищённым от неожиданностей. Он был не в духе, как никогда в жизни — тупая, беспощадная тоска; и то оцепенение, которое навалилось на него после того, как он осушил два кувшина, не помогло её развеять. Злость и негодование были его единственным спасением — и хотя они были несвойственны его натуре, он настойчиво злился и негодовал.

Вошёл какой-то прапорщик с маленькой хрупкой шлюшкой — они поколебались, заметив Джека, и устроились в дальнем углу, шлёпая и толкая друг друга вместо разговоров. Хозяйка заведения принесла свечи и спросила, не желает ли он чего ещё; он глянул наружу, в сгущающиеся сумерки и сказал — ничего; и сколько он ей должен за себя и за своих людей?

— Шиллинг девять пенсов, — сказала женщина, и пока он шарил в карманах, она пристально смотрела ему прямо в лицо откровенным, нахальным, подозрительным и жадным взглядом, её глаза при этом сошлись близко друг к другу, а верхняя губа оттопырилась, открыв три желтых зуба. Ей не нравился ни его плащ поверх мундира, ни трезвость его людей, ни то, как они вообще держались; к тому же джентльмены, как положено джентльменам, требуют вина, а не пива; он не ответил ни на авансы Бетти, ни на собственное хозяйкино скромное предложение устроиться поудобнее; она не хотела странных типов в своём заведении и предпочла бы, чтобы он освободил комнату от своего присутствия.

Он выглянул в общий зал, велел Бондену дожидаться его в шлюпке и вышел через заднюю дверь прямо в толпу шлюх и солдат. Две шлюхи дрались на улице, вцепившись друг другу в волосы и одежду, но остальные были довольно веселы, две из них окликнули его и пристроились сбоку, нашептывая о своих талантах, ценах и чистоте медицинских свидетельств.

Он поднялся к Нью-Плейс. Сдержанный взгляд, сопровождавший ответ «нету дома», убедил его в том, что нужно посмотреть на окно Дианы. Слабый свет сквозь задёрнутые занавеси: он удостоверился в этом, дважды пройдя мимо дома вверх и вниз по дороге; затем сделал большой крюк вокруг домов, чтобы попасть в переулок, лежавший позади Нью-Плейс. Ограда запущенного сада не представляла собой серьёзного препятствия, но на стену внутреннего садика, утыканную поверху битым стеклом, пришлось сначала набросить плащ; затем он решительно разбежался и прыгнул. В саду за стеной шум моря внезапно смолк: полная, настороженная тишина и падающая роса, и он некоторое время стоял, не двигаясь, среди лилейников. Постепенно тишина перестала казаться абсолютной: из дома доносились звуки — разговоры за разными окнами, кто-то запирал двери и хлопал ставнями нижнего этажа. Затем быстрый тяжёлый топот по дорожке, низкое «гав-гав» мастифа Фреда, которого на ночь выпускали бегать по двору и саду и который спал в летнем домике. Но пёс Фред был молчаливым созданием; он знал капитана Обри — ткнул мокрым носом ему в руку и ничего больше не сказал. Однако что-то его всё же беспокоило; и когда Джек наконец двинулся по замшелой дорожке к дому, он последовал за ним, ворча и толкая его под колени. Джек снял мундир, положил его на землю, а сверху — саблю; и Фред сразу же улёгся на всё это — охранять.