Пост-капитан

Новость об их ссоре распространилась по кораблю; её характер и смертельная природа оставались неизвестны, но такая близкая дружба не могла внезапно прекратиться так, чтобы этого не было заметно, и Стивен наблюдал за реакцией своих сослуживцев с определённым интересом. Ему было известно, что на многих кораблях капитан является своеобразным монархом, а офицеры представляют двор, и среди них идёт яростное соперничество за милость Цезаря; но ему никогда не приходило в голову думать о себе как о фаворите; он представления не имел, в какой степени оказываемое ему уважение являлось отражением власти правителя. Паркер, у которого почитание власти превосходило даже неприязнь к капитану, отвернулся от Стивена, как и бесцветный Джонс; Смизерс даже не пытался скрывать свою враждебность. Пуллингс держал себя подчёркнуто вежливо в констапельской; но Пуллингс всем был обязан Джеку, и на квартердеке его, похоже, компания Стивена немного стесняла. Он не то чтобы часто подвергался такому испытанию: как бы то ни было, обычай требовал, чтобы главные участники дуэли уподобились жениху и невесте, которые не должны видеться до того, как окажутся у алтаря. Большинство тех, кто когда-то служил на «Софи», разделяли неловкость Пуллингса; они смотрели на Стивена с опасливой сдержанностью, но не враждебно; хотя ему было ясно, что прежде всего их лояльность принадлежит Джеку, и он старался по возможности пореже ставить их в неловкое положение.

Большую часть времени он занимался своими пациентами: литотомия потребовала радикальных мер — очень интересный случай, который к тому же предполагал многочасовое пристальное наблюдение — а также читал у себя в каюте или играл в шахматы со штурманом, который удивил его тем, что выказывал предупредительность и дружелюбие. Мистер Гудридж ходил мичманом и штурманским помощником у Кука; он был хорошим математиком, превосходным навигатором и достиг бы офицерского чина, если бы не его неудачная баталия с капелланом «Беллерофона».

— Нет, доктор, — сказал он, отрываясь от доски. — Вы можете крутиться и вертеться как угодно, но ваш король в ловушке. Мат в три хода.

— Очень на то похоже, — откликнулся Стивен. — Мне следует сдаться?

— Думаю, да. Хотя, честно говоря, я люблю людей, который борются до конца. Доктор, — продолжал он, — вы размышляли когда-нибудь о фениксе?

— Ну, быть может, не так часто, как следовало бы. Насколько я помню, он вьёт гнездо в Аравии Плодородной, используя для этого коричное дерево; а при цене корицы в шесть шиллингов восемь пенсов это, пожалуй, несколько непрактично?

— Шутить изволите, доктор. А между тем феникс заслуживает вашего пристального внимания. Не та сказочная птица, в которую, разумеется, не может поверить рассудительный джентльмен вроде вас, а то, что, я бы сказал, скрывается под именем птицы. Я бы не стал распространяться об этом по кораблю, но, по моему разумению, феникс — это комета Галлея.

— Комета Галлея, мистер Гудридж? — воскликнул Стивен.

— Комета Галлея, доктор, и другие тоже, — сказал штурман, довольный произведённым впечатлением. — И когда я говорю «разумение» — я должен бы сказать «факт», потому что для непредубеждённого ума это доказано, и без малейших сомнений. Небольшой расчёт ставит всё на свои места. Наиболее достойные доверия авторы определяют интервал между появлениями фениксов в 500, 1416 и 7006 лет; Тацит утверждает, что один из фениксов появился в правление Сесостриса, другой — в царствование Амасиса, третий — в царствование третьего Птолемея, и ещё один — в двадцатом году правления Тиберия; и известны ещё многие другие. А теперь возьмём периоды комет Галлея, Биела, Лекселя и Энке и сравним их с периодами появления феникса, сделав скидку на лунные годы и ошибки в расчётах, допущенные древними, и дело сделано! Я бы мог показать вам расчёты, все с учетом их орбит — вы будете поражены, а у астрономов так не выходит, потому что в своих уравнениях они не принимают в расчёт феникса. Они просто не понимают, что для древних мнимый феникс был лишь поэтическим способом описать сияющий небесный феномен, что феникс был символом; они слишком заносчивы, строптивы, упрямы и предвзяты, чтобы поверить тому, что им говорят. Капеллан «Беллерофона», выдававший себя за астронома, не поверил. Я стукнул его драйком, и он растянулся на палубе.

— Я вполне убеждён, мистер Гудридж.

— Это разрушило мою карьеру, — сердито оглянувшись в прошлое. — Разрушило мою карьеру, но я бы снова это сделал — нахальный пёс, этот… впрочем, я не должен ругаться, и он всё же священник. С тех пор я об этом почти никому не рассказывал, но со временем я собираюсь опубликовать «Беспристрастно о фениксе: скромные рассуждения офицера Королевского флота» — и это расшевелит кое-какие голубятни, которые я мог бы упомянуть; это им перекрутит канаты. Мои фениксы, доктор, говорят, что мы можем ожидать комету в 1805 году; месяц не скажу — оттого, что Ашшер не уверен в точной продолжительности царствования Набонида.