На крыше Нью-Плейс уже который месяц меняли черепицу; от блока на конце импровизированного подъёмного крана, установленного мастеровым на парапете, свисала верёвка с подвешенным на конце ведром. Джек быстро закрепил концы, опробовал, ухватился за верёвку и стал подтягивать себя вверх. Вверх, перехватывая руку за рукой — мимо библиотеки, где мистер Лаунс что-то писал за столом, мимо окна, выходящего на лестницу — до парапета. Отсюда оставалось несколько шагов, чтобы оказаться напротив окна Дианы; но на полпути наверх, ещё не достигнув парапета, он узнал громкий, весёлый смех Каннинга, что-то вроде кукареканья, начинающегося с глубоких басов и потом всё выше — совершенно особенный смех, который ни с чем не спутаешь. Он всё же проделал весь путь и уселся на парапете, откуда пусть под углом, но была видна вся вожделённая комната. За три глубоких вдоха он мог бы ворваться туда: она была необычайно яркой, эта освещённая комната, и эти лица, их выражения в свете свечей, полные жизни и не ведающие о присутствии кого-то третьего. Затем стыд, огорчение, крайняя усталость вытеснили всё остальное, уничтожили его полностью. Ни ярости, ни запала: всё ушло, и ничего не явилось взамен. Он отодвинулся на несколько шагов, чтобы не слышать и не видеть ничего больше; через какое-то время нашарил верёвку на конце крана, машинально ухватил обе пряди, связал их узлом и вывалился в темноту — ниже, ниже и ниже, преследуемый развесёлым смехом.
Стивен провёл утро пятницы за писанием, шифровкой и расшифровкой; редко когда он работал так быстро и хорошо; и он даже почувствовал удовлетворение от того, как у него получилось ясно описать непростую ситуацию. Из моральных соображений он воздержался от своей обычной дозы и провёл большую часть ночи в состоянии трезвого мышления. Когда он наконец привёл всё в порядок, запечатал бумаги в двойной конверт и подписал внешний из них «Капитану Дандасу», то обратился к своему дневнику.
«Возможно, это отрешённость в ожидании конца, и, может быть, только так и следует жить — свободно, неожиданно легко и хорошо, не теряя интереса, но и не беря на себя обязательств — свобода, которой я раньше почти не знал. Жизнь в своём самом чистом виде — восхитительная во всех отношениях, только потому, что на деле это не жизнь в том смысле, в каком я раньше понимал это слово. Как это меняет саму природу времени! Минуты и часы растягиваются; появляется достаточный досуг, чтобы увидеть, как течёт настоящее. Я прогуляюсь за замком Уолмер, той дорогой, что ведёт через дюны: в этом песчаном мире времени уйма».
Джек тоже провёл некоторое время за письменным столом, но ещё до полудня его вызвали на флагман.
«Пообломал я тебя малость, волокита ты наш», — подумал адмирал Харт, глядя на него с удовлетворением.
— Капитан Обри, у меня для вас приказ. Вам надо заглянуть в Шолье. «Тетис» и «Андромеда» загнали в его гавань французский корвет. Полагают, что это «Фанчулла». Кроме того, есть сведения, что некоторое количество канонерок и прамов собираются подтянуться к побережью. Вам следует принять все возможные меры, сообразуясь с безопасностью вашего судна, чтобы вывести из строя первую и уничтожить вторых. Очень важно выйти в море немедленно, вы меня слышите?
— Да, сэр. Но проформы ради я должен вам заметить, что «Поликресту» необходим ремонт в доке, что у меня по-прежнему нехватка в двадцать три человека в команде, что судно набирает восемнадцать дюймов воды в час даже при полном штиле, и что из-за его сноса под ветер операции в прибрежных водах представляют крайний риск.
— Вздор, капитан Обри: мои плотники говорят, что вы прекрасно продержитесь ещё месяц. Что же до сноса под ветер — нас всех сносит под ветер, и французов сносит, да только их это не смущает: они прекрасно заходят в Шолье и выходят оттуда.
На случай, если намёк его был недопонят, он повторил последнее замечание, сделав особое ударение на слове «смущает».
— О, конечно, сэр, — сказал Джек с непритворным равнодушием. — Я говорил, как я уже отметил, только проформы ради.
— Должно быть, вы желаете получить приказы в письменной форме?
— Нет, благодарю вас, сэр: я их легко запомню.
Возвращаясь на корабль, Джек думал — понимает ли Харт, чего он вообще требует от «Поликреста», и насколько его приказы похожи на смертный приговор: моряк он никакой. С другой стороны, под его началом находились суда, куда более подходящие для прохода в Ра-дю-Пуан и по внутренним фарватерам: «Этна» и «Тартарус» прекрасно справились бы с такой задачей. Невежество и злой умысел поровну, решил он. Опять же Харт, быть может, рассчитывал на то, что Джек оспорит приказ, начнёт настаивать на ремонте и сам себя загубит; если так — он верно выбрал время, учитывая состояние «Поликреста».
— Да какое это имеет значение? — произнёс он, взбегая на борт с выражением радостной уверенности. Он отдал необходимые приказы, и спустя пару минут на фор-стеньге уже взвился Синий Питер, подкреплённый пушечным выстрелом. Стивен услышал выстрел, увидел сигнал и поспешил обратно в Диль.