Пост-капитан

Когда доктор Мэтьюрин расстался с аббатом Монсерра, повсюду в Каталонии царил виноград. По всей стране, через которую он быстрой рысцой скакал на запад на своём муле, у виноградников был знакомый растерзанный, разорённый вид; в деревнях улицы были пурпурно-красными от винной гущи, горячий воздух пропитался запахом брожения — ранний год, изобильный год. Повсюду дыни, десяток за realillo[125], в окрестностях Лериды сушатся фиги, на деревьях бронзовеют апельсины. Затем более явная осень в Арагоне; а во всей зелёной Стране басков дождь, проливной дождь день за днём, преследовавший его вплоть до тёмного безлюдного пляжа, где он стоял, поджидая лодку; капли дождя стекали по его промокшему плащу и исчезали в гальке под ногами.

Плеск и шорох набегающих волн, затем наконец звук осторожно двигающихся вёсел и негромкий оклик сквозь дождь:

— Авраам и семя его во веки веков.

— Уилкс и свобода, — ответил Стивен.

— Бросай якорь, Том.

Всплески, глухой удар; затем совсем рядом с ним:

— Вы здесь? Давайте ко мне на спину, сэр. О, да вы весь мокрый.

— Это из-за дождя.

Дождь заливает палубу люггера; дождь разглаживает волны по всей длине Ла-Манша; дождь стеной на улицах Лондона, водосток у Адмиралтейства переполнен.

— Как же льёт, — сказал встретивший его молодой человек в халате в цветочек и ночном колпаке. — Позвольте ваш плащ, сэр, я развешу его у камина.

— Вы очень добры, сэр, но поскольку сэр Джозеф отсутствует, я, пожалуй, сразу отправлюсь в гостиницу. Я устал с дороги.

— Я бесконечно сожалею, сэр, но Первый Лорд и сэр Джозеф, должно быть, в Виндзоре; я тотчас же пошлю курьера, если вы уверены, что адмирал Ноулз вам не подойдёт.

— Насколько я понимаю, это чисто политический вопрос. Лучше подождать до завтра, хотя, видит Бог, дело срочное.

— Я знаю, что они сегодня вечером должны отправиться обратно; и согласно данным мне указаниям сэра Джозефа, я уверен, что не ошибусь, если приглашу вас позавтракать с ним — на его официальной квартире, настолько рано, насколько сочтёте удобным.

«Грейпс» крепко спал, за закрытыми ставнями темнота, на стук долго никто не откликался, будто все вымерли от чумы. Упавшему духом Стивену представилось, что его больше никогда не накормят, а ночь придётся провести в наёмном экипаже или в бане.

— Наверное, лучше было отправиться в турецкие бани, — произнёс он устало.

— Я только ещё разок постучу, — ответил кучер. — Чёртовы упрямые сони.

Он застучал кнутом по ставням с неподдельной яростью, и наконец в истекающей каплями пустоте затеплилась жизнь и вопросила : «Кто там?»

— Тут один жельтмен хочет в дом зайти с дождя-то, — сказал кучер. — Говорит, он ни хрена не русалка.

— Ах, это вы, доктор Мэтьюрин, — воскликнула миссис Брод, открывая дверь со скрипом и вздохами. — Входите. В вашей комнате камин топится со вторника. Боже сохрани, сэр, как же вы вымокли. Давайте мне ваш плащ — да он тонну весит.

— Миссис Брод, — сказал Стивен, со вздохом освобождаясь от плаща. — Будьте так добры, принесите мне, пожалуйста, яйцо и стакан вина. Я умираю от голода.

Завёрнутый во фланелевое одеяние, принадлежавшее покойному мистеру Броду, он рассматривал свою кожу: рыхлая, бледная, влажная, безжизненная; там, где её касались рубашка или штаны, а также на животе, она имела серо-голубой оттенок, а синяя краска с чулок и табачная — с сюртука впитались так глубоко, что соскрести их перочинным ножом не удалось, даже расцарапав кожу до крови.

— Вот яйцо, сэр, — сказала миссис Брод, — а ещё добрый кусок окорока. И вот вам письма пришли.

Он сидел у камина, с жадностью поглощая пищу и удерживая письма на колене. Решительный почерк Джека, удивительно аккуратный. Почерк Софи — округлый, сбивчивый: впрочем, в хвостиках букв присутствовала решимость.

«Я непременно закапаю письмо слезами, — писала Софи. — Поскольку, хотя я стараюсь, чтобы они падали на одну сторону письменного стола, боюсь, несколько всё же попадут на бумагу — так их много». Действительно, так и вышло — поверхность бумаги была неровной и в пятнах. — «Большая их часть — слёзы чистого неразбавленного счастья, так как мы с капитаном Обри пришли к взаимопониманию — мы не вступим в брак ни с кем другим, никогда! Это не тайная помолвка, что было бы совершенно неправильно; однако это так на неё похоже — боюсь, моя совесть стала прискорбно податлива. Я уверена, что вы почувствуете разницу, даже если никто другой её не ощутит. Я так счастлива! И как же добры вы были ко мне…» — Да-да, моя дорогая, — сказал Стивен, пропуская милые и весьма многословные выражения благодарности, несколько крайне лестных замечаний в свой адрес и подробнейшее описание интересного события — когда напротив острова Уайт установился штиль субботним вечером, «таким тёплым и благоуханным, и милые матросы пели на баке и танцевали под визгливую скрипку, а мистер Дредж из морской пехоты показывал Сесилии звёзды» — они, наконец, пришли в каюте к взаимопониманию. «Да-да. Давай к сути, пожалуйста. Расскажи мне про те, другие слёзы».