— И всё это, мои милые, следует тировать, если наш такелаж из обычной пеньки, — сказал адмирал.
— Тировать, сэр? — воскликнула Софи. — Ах, верно. Такой — такой кистью, да?
Её голос замер, и она снова покраснела.
— Ну что ж, вверяю девочек вам, Обри, — сказал адмирал. — Возлагаю всю ответственность за них на ваши плечи. Две большие девочки — это ужасно ответственно. Я пришлю их на борт в четверг.
— Честное слово, сэр, вы так добры, но корабль не подходит для леди. То есть, я хочу сказать, он очень подходит для леди, но у нас тесно. Я буду счастлив, более чем счастлив, уделить мисс Уильямс всё внимание, какое только смогу.
— О, да не берите в голову. Это ведь просто девушки, знаете ли — переживут; не надо лезть из кожи вон. Подумайте, сколько вы сэкономите им денег на булавки. Загрузите их куда-нибудь. О, в каюту к доктору, ха-ха! Вы здесь, доктор Мэтьюрин! Очень рад вас видеть. Вы же не будете возражать, да? А? Ха-ха-ха. Я всё видел, хитрый вы лис. Вы за ним приглядывайте, Обри — он хитрюга.
Офицеры, стоявшие там и сям на квартердеке, нахмурились: адмирал принадлежал к прежнему, грубому флоту, и вдобавок до этого отобедал у такого же своего коллеги, командира порта.
— Значит, решено, Обри? Превосходно, превосходно. Идём, Софи, идём, Сесилия — на боцманский стул. Придерживайте юбки — такой ветер. Ах да, — добавил он, как ему казалось, шёпотом, когда девушек спустили вниз в бесславном боцманском стуле. — Вам на ушко, Обри. Вы читали речь вашего отца? Думаю, нет. «А теперь обратимся к флоту, — сказал он, обращаясь к Палате. — И здесь мы тоже находим то, что допускала — нет, даже поощряла — предыдущая администрация: вопиющую распущенность и неслыханную продажность. Мой сын, морской офицер, рассказывает мне, что дела обстоят прескверно: негодных офицеров продвигают по протекции, снасти и паруса никуда не годятся; и в довершение всего, господин председатель, сэр — женщин, женщин допускают на борт! Примеры неописуемой распущенности, куда больше, о, намного больше, подходящие для французов». Примите совет старика — такую течь надо заткнуть как можно быстрее. Это может повредить вам по службе. Пусть цепляется к армии. Понятливому и слова достаточно, а? Понимаете, к чему я клоню?
С безгранично лукавым видом адмирал перебрался через борт, провожаемый со всеми почестями, которые полагались его блистательному рангу; и, уважительно постояв положенное время, Джек повернулся к вестовому.
— Позовите плотника, — сказал он. — Мистер Симмонс, будьте так добры, отберите тех людей, что лучше всех управляются с песчаником и швабрами, и пришлите их на корму. И скажите мне — кто из офицеров наиболее отличается вкусом?
— Вкусом, сэр? — воскликнул Симмонс.
— Да, да, художественным вкусом. Ну, знаете — чувством возвышенного.
— Ну, сэр, из нас я не знаю никого особо одарённого по этой части. Не припоминаю, чтобы в констапельской хоть раз говорили бы о возвышенном. Но есть Моллет, из команды плотника, который в этом понимает. Он был скупщиком краденого и специализировался на всяких утончённых вещицах, как я понимаю — старые мастера и всё такое. Он уже довольно немолод и не особо силён, так что помогает мистеру Чарноку в столярных и отделочных работах, но я уверен, что в возвышенном он понимает больше, чем кто-либо другой на корабле.
— Надо с ним потолковать. Мне нужно украсить каюту. Его можно отпустить на берег, я полагаю?
— Боже упаси, сэр, нет. Он уже дважды сбегал, а в Лиссабоне попытался перебраться на берег в бочке с другой стороны бона. А раз украл платье у миссис Армстронг и попытался проскользнуть мимо старшины корабельной полиции, заявив, что он женщина.
— Тогда придётся отправить с ним Бондена и несколько морских пехотинцев. Мистер Чарнок, — обратился он к ожидающему распоряжений плотнику. — Идёмте со мной, давайте посмотрим, как эту каюту можно сделать удобной для леди. Мистер Симмонс, пока мы устраиваем всё здесь — пожалуйста, пусть парусный мастер сошьёт парусиновый ковёр — чёрные и белые квадраты, точно как на «Виктори»[124]. Нельзя терять ни минуты. Стивен, мой герой! — воскликнул он в относительном уединении капитанского салона, по-медвежьи обняв его одной рукой. — Неужели ты не поражён, не поражён и не обрадован? Боже, какая удача, что у меня есть немного денег! Пойдём, ты мне подскажешь, как можно улучшить эту каюту.
— Каюта весьма хороша как есть. Вполне соответствует своему назначению. Всё, что ей нужно — это ещё одна постель, простая подвесная койка, с подобающими одеялами и подушками. Какой-нибудь графин для воды и стакан.
— Можно сдвинуть переборку на целых восемнадцать дюймов вперёд, — сказал Джек. — Кстати, ты ведь не будешь возражать, если мы отправим пчёл на берег — просто на некоторое время?
— Ради миссис Миллер они на берег не отправлялись. Я не припоминаю подобных тиранических капризов ради миссис Миллер. Пчёлы только попривыкли к обстановке — они начали строить маточную ячейку!