Постижение России. Взгляд социолога

Сведения по переделу земли в России показывают, что в общине справедливость понималась не как абстрактный принцип, но как практически действующий императив. В частности, уравнительный передел земли по душам был бы невозможен в одной из местностей, где он проводился впервые, если бы его не поддержали 42 процента тех крестьян, которым он был прямо невыгоден, поскольку вел к уменьшению надела, уже находившегося в их пользовании [В.В. 1882, с.134]. Большинство потерпевших при переделе значительный ущерб забыло свою обиду и утверждало вместе с остальными, что «лучше, чем по душам – не надо: все теперь равны, теперь хоть какой-то хлеб, да все едим, а по-старому (т.е. без передела – П.С..) многим бы теперь помирать пришлось» [В.В. 1882, с.43].

Второе основание равенства по отношению к земле – равенство государственного тягла в соответствии с величиной земельного участка. Земельный надел мог менять своих хозяев сколько угодно, но он всегда оставался частью «мирского» надела и «мир» старался не допустить, чтобы участок пустовал. Отмечалось, что по мере феодализации общества земельный надел обрастал повинностями, а право пользования им соединялось с обязанностью несения тягла [Данилов. 1971, с.347–348].

Тем самым, как с точки зрения божьей, так и людской справедливости отдельный человек мог быть лишь владельцем земли, но не ее полным и безраздельным собственником. Высшим распорядителем земли оставался «мир». Любые операции с землей – сдача в аренду, продажа, захват во временное пользование – совершались в принципе с согласия общины, хотя на практике этот принцип непрестанно нарушался в соответствии с временно действующими нормами обычного права [Власова. 1984, с.79–81 и др.]. Но в решающих случаях последнее слово всегда оставалось за общиной. Никто не смел «отдать своего участка постороннему человеку ни на один год, ни на одно лето: если же отдаст, то теряет свой участок, который отбирается в мир» [Соловьев. 1989, с.291; Кауфман. 1915, с.8].

В этой связи можно назвать такую дополнительную ценность, как власть «мира». Ясно, что эту власть отдельные общинники пытались использовать в своих интересах, и им зачастую это удавалось, но сам принцип верховный власти мира сохранялся достаточно устойчиво. Он подкреплялся всеми общинными традициями.

Власть мира проявлялась в первую очередь в распоряжении землей. На основании общих решений проводились также главные полевые работы, внедрялись принудительные и одинаковые севообороты [Власова. 1984, с.80–89]. Во многом это было связано с условиями содержания скота. Крестьянин был обязан вовремя убрать урожай, управиться с сенокосом, поскольку затем поле и луг использовались как пастбище [Анфимов. 1980, с.103]. Существовал также неформальный суд стариков, решавший многие вопросы обычного права.

Наличие названных выше фундаментальных ценностей сказывалось как на отдельном крестьянском хозяйстве, так и на всем сельском хозяйстве страны. Крайне важно то, что функционирование общины на их основе препятствовало вводу ценностей рыночной цивилизации.

Так, ограничение индивидуальной свободы препятствовало развитию индивидуального мастерства в ведении хозяйства. Принцип же справедливости, проводимый на практике, мешал становлению индивидуального рационального хозяйства, поскольку обусловливал ужасающую раздробленность земельного надела.

Индивидуальное крестьянское хозяйство может быть рациональным объективно, то есть основанным на экономии всех ресурсов, прежде всего, рабочего времени, только хуторского (фермерского) типа. Лишь в таком хозяйстве место работы находится достаточно близко от жилья, что позволяет не тратить время на перемещения к очередному месту работы. Индивидуальное же хозяйство в общине велось на многочисленных, расположенных вдали от жилья и друг от друга клочках земли. Это влекло большие затраты времени на передвижения, в том числе, на перевозку орудий труда. Строчка из стихотворения И. Никитина: «Едет пахарь с сохой…», – отражает, очевидно, типичную картинку сельского утра. Планомерно, методично и самостоятельно работать на земле было невозможно.

Раздробленность земельных наделов в России является хорошо известным фактом. Проиллюстрируем ее лишь несколькими примерами. Так, в конце 19-го – начале 20-го века некоторые крестьянские наделы состояли из «100 и более узких аршинных полос», «двухдесятинные полевые наделы отдельных домохозяев» были «разбиты на 20 и более полос шириною аршина в 4, а длиною в 120 сажен». Имелось сельское общество, «где каждый из однообщинников в трех полях» владел «60 дачками, площадью от 80 до 400 кв. сажен». Даже подворные наделы крестьян, не входивших в общину, состояли в зависимости от величины от 45 до 171 участка и были разбросаны на протяжении до 5 верст [Анфимов. 1980, с.84].