Постижение России. Взгляд социолога

Ведение хозяйства на удаленных друг от друга и от жилища клочках земли возможно лишь с помощью простейших и легчайших орудий, ремонт которых не представляет труда в полевых условиях, по крайней мере, они должны быть легко перемещаемы к месту ремонта. Ясно, что это препятствует прогрессу земледельческой техники. И понятно, почему соха так долго держалась в России (правда, есть и другое основание ее длительного применения – тонкий слой гумуса на российском суглинке).

Хозяйство, которое велось в таких условиях, экономило труд там, где это было возможно, но часто подобная экономия превращалась в бесконечное «латание дыр», то есть оказывалась худшим видом расточительства. Приходилось отказываться от крупных затрат труда, дающих долговременный эффект, что оказывалось тормозом на пути интенсификации хозяйства. Не случайно более или менее зажиточными крестьянскими хозяйствами (именно крестьянскими, а не кулацкими, «мироедскими») оказывались те, где семья была велика, имела много рабочих рук, участки земли были объединены и работы велись сообща. Важно было при этом умение хозяина распорядиться («загад»), но коренная причина зажиточности была в другом. Ибо и при плохом хозяине двор оставался зажиточным, если «нивы» оставались «большими», а работы велись сообща [Энгельгардт. 1960, с.281–284].

Хороший «загад» хозяина мог, видимо, проявиться в целесообразном использовании рабочего времени в течение года. Отмечено, что задачей русского трудового крестьянского хозяйства, противопоставляемого А.В. Чаяновым «немецкому капиталистическому», является обеспечение средствами существования действующей семьи путем оптимального использования средств производства и рабочей силы, находящихся в ее распоряжении [Чаянов. 1989, с.62–63]. И эта задача (прокормить семью) традиционно поддерживалась общиной. В течение года хороший хозяин мог более или менее рационально распорядиться рабочим временем. Но на что тратилось рабочее время в течение дня: собственно на работу или на перемещения к месту работы? Видимо, раздробленность земельных наделов в общине не давала возможности крестьянскому труду на земле быть объективно рациональным.

Иррациональные затраты труда, чересполосица в условиях относительного изобилия природных ресурсов (лес, воды), да еще вкупе с крепостничеством, обусловили то, что русское сельское хозяйство оказывалось присваивающим по типу, а оценивалось (и весьма справедливо) как хищническое [Соловьев. 1988, с.481]. Эту оценку подтверждает рассказ С.Т. Аксакова о том, как на протяжении жизни двух-трех поколений крестьяне своей хозяйственной деятельностью загубили прекрасную речку, превратили в гнилые болота лесные озера и выпахали превосходную почву [Аксаков. Т.1. 1955, с.86–87].

Следует подчеркнуть, что хищническое отношение к земле было, по-видимому, обусловлено не крепостным правом, а общинным землевладением. В частности, отмечалось, что оно губительно сказывалось на качестве пашни и лугов в пореформенное время, поскольку мелиоративные сети, проведенные в крепостные времена, забрасывались, луга заболачивались и зарастали кустарником [Анфимов. 1980, с.105]. Вместо того, чтобы тщательно культивировать, облагораживать имеющуюся землю, крестьяне мечтали о вольной, нетронутой земле, о «хороших местах», где всего вдоволь, трудиться много не надо, земля и сама все даст, где можно было бы хоть пять лет попользоваться, чтобы земля сама рожала и было не надо спину гнуть [Романов. Т.1. 1991, с.25–27, 72–73, и др.].

В целом же вся хозяйственная деятельность крестьянина-общинника не позволяла ему реализовать себя через два первоначальных модуса социальной значимости, связанных с материальной деятельностью – хозяйство и мастерство. Уже отмечалось, что мастерство как высшая ценность (по сравнению даже с любовью или семьей) нашло отражение в фольклоре крепостных горнозаводских рабочих Урала (Сказы П. Бажова). Но в своей профессиональной деятельности, в технологии они были свободны. Поэтому не крепостное право само по себе мешало утверждению индивидуального мастерства среди крестьян, а именно отсутствие свободы в ведении хозяйства в условиях общины.

Не было в чести у общинников и богатство. Оно скорее считалось отрицательной ценностью. В русской северной деревне уважали торговцев, искусственно тормозящих торговый оборот и считавших грехом увеличение богатства [Белов. 1989, с.70]. А в средней полосе России кража у богача оценивалась снисходительно, а иногда и вызывала сочувствие по отношению к вору [Быт великорусских … 1993, с.289]. Подобное отношение к богатству во многом определялось именно тем, что в общине был закрыт путь к рациональному хозяйству – единственному, по сути, честному источнику богатства. А раз честный источник закрыт или очень сильно ограничен, богатство добывается иными способами, что вызывает неодобрение окружающих.