Постижение России. Взгляд социолога

Первый обозначил его как болезнь «европейничанья», важнейший признак которой – привычка смотреть на ход дел в своей стране с точки зрения общественного мнения Европы [Данилевский. 1995, с.226 и др.]. Она поразила Россию после петровских реформ. Петр, познакомившись Европой, «влюбился в нее и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой» [Данилевский. 1995, с.224].

Второй же отмечал, что «когда русские побеждали на полях сражений и вступали в зону европейской культуры … они беспрепятственно и глубоко вдыхали в себя западный яд. Так что победы приносили им гораздо больше вреда, чем их поражения» [Шубарт.1997, с.65]. (Правда, русские дворяне вдыхали его не только после военных побед, но лечась на европейских курортах и развлекаясь в европейских столицах).

Объективно возникновение цивилизационного соблазна обусловлено рядом преимуществ, которыми обладает рыночная цивилизация по сравнению со служебно-домашней.

Во-первых, эгодеятельность сама по себе, в некотором смысле, «естественнее» для человека, нежели служебная. Служба – тяжела. Ее исполнение всегда связано с ограничениями человеческого естества. Не случайно в пору становления московского государства молодые дворяне, жившие на рубеже «Дикого поля», записывались в холопы, чтобы не служить [Волков. 1993, с.27].

Во вторых, правовая система общества, идущего по пути рыночной цивилизации, строится на примате личности над обществом, поэтому личность защищена в правовом отношении. Ее взаимоотношения с властью намного комфортнее, нежели отношения личности с властью в служебно-домашней цивилизации.

В-третьих, человеку в стране рыночной цивилизации дано намного больше свободы действий.

Наконец, в силу того, что рыночная цивилизация развивается намного быстрее служебно-домашней в технологическом отношении, она предоставляет человеку большее разнообразие товаров и услуг, как правило, более высокого качества. В общем, до поры до времени жить в рыночной цивилизации намного безопаснее, удобнее и приятнее, нежели в служебнодомашней.

Суть соблазна заключается в том, что часть правящей и интеллектуальной элиты, видя комфорт, свободы и защищенность личных интересов в рыночной цивилизации, начинает смотреть на свою страну как на что-то ущербное, неполноценное, подлежащее радикальному и быстрому исправлению. Возникает уже упомянутая болезнь «европейничанья», на основе которой появляются личности «реформаторов», стремящихся быстро и радикально «исправить» или «исцелить» страну, ввести ее «в лоно цивилизации», невзирая на возможные издержки.

Другая часть элиты пытается отстаивать самобытность развития страны на основе присущих ей традиций и ценностей. Критикуя западную ориентацию развития страны, ее представители выдвигают множество верных, по сути, аргументов, но которым не всегда хватает доказательности на основе фактов. Успехи рыночной цивилизации во многих областях очевидны, и даже для некоторых «почвенно» ориентированных людей (А.С. Хомяков, Ф.М. Достоевский) Европа долго оставалась «страной святых чудес».

В общем,, социальным следствием соблазна является то, что в элите появляются группы, различающиеся по взглядам относительно развития страны. Наличием этих групп, одна из которых возникла под действием цивилизационного соблазна, можно объяснить раскол в XIX-ом веке русской общественной мысли на два течения: славянофильство и западничество. Большинство же людей составляет в этом случае «промежуточный слой». Они не имеют ясных, четких и устойчивых взглядов относительно путей развития страны и способны, в зависимости от обстоятельств, поддержать как «западников-реформаторов», так и «консерваторов-патриотов».

В поздний советский период миллионы советских людей ознакомились с видимыми внешними преимуществами рыночной цивилизации. Поэтому для них оказались привлекательными лозунги, выдвинутые «демократами», о рыночной экономике, приватизации, «демократических выборах» и пр. Произошел слом прежнего социального строя с катастрофическими последствиями для народа и страны. Особенно важно то, что масса советских людей (в РФ состоящая по преимуществу из русских) оказалась неспособна активно участвовать в захвате собственности («прихватизации»), поскольку за годы «коммунистического строительства» почти совсем утратила остатки и прежде непрочного инстинкта частной собственности.