Исходя из теоремы, любое правило, начиная с детально проработанных систем нормативных актов (кодексов) и заканчивая простейшими правилами обычного права, необходимо рассматривать как механизм, призванный решать проблему минимизации трансакционных издержек то есть общеэкономическую проблему»[1235]
. Не оспаривая важности права для минимизации трансакционных издержек, заметим, что в данном случае речь идет о праве как формальном институте в духе структурно-функционального анализа, существующего для решения задач «социальной инженерии» в духе Р. Паунда[1236]. Право как социальный институт уподобляется в некотором смысле кибернетическому «черному ящику». Даже Т. Парсонс пошел в этом вопросе дальше, наделяя социальные институты некоторыми содержательными (культурными, социальными и социально-психологическими) характеристиками, включая экспектации акторов[1237]. Между тем, в современной социологической науке социальный институт трактуется гораздо более персоналистски - как многократно повторяющиеся действия и ментальные представления конкретных людей, носителей социальных статусов. Тенденция сводить объяснение социальных процессов к анализу социальных, экономических или культурных переменных привела к тому, что значение институциональных и организационных форм в социальной жизни оказалось близким к нулю[1238]. Поэтому не случайно одни и те же правовые или политические (видимо, и экономические тоже) институты в разных культурных контекстах «действуют» по-разному, демонстрируя различную эффективность и легитимность[1239]. Кроме того, формалистическая трактовка социального института несколько противоречит постулату методологического индивидуализма - краеугольного камня экономического анализа права, о котором речь пойдет ниже.Правовой институт (как и социальный институт) с позиций постклассической социальной науки или неоинституционализма - это не просто обезличенные права и обязанности неперсонифицированных субъектов, а восприятия конкретными людьми своих правомочий и обязанностей в определенных конкретных жизненных ситуациях, основанные на личном опыте, обыденном здравом смысле, информации от «социально значимых других» (по терминологии Дж. Г. Мида), интериоризирующие формально определенные правила поведения и действия в соответствии с этими восприятиями. Наиболее последовательно эта точки зрения проводится в социологии символического генетического структурализма П. Бурдье, концепции структурации Э. Гидденса, в методологии социального конструктивизма (в «мягкой» его версии), теории социальных представлений С. Московичи, а также и социальном дискурс-анализе. Так, по мнению П. Бурдье социальная группа, или «класс на бумаге»[1240]
(социальный институт) формируется с помощью механизма представительства, или «делегирования и политического фетишизма». «Представляемая, символизируемая группа, - пишет П. Бурдье, - существует именно потому, что существует представитель и потому, что он ее порождает в обмен на свое представительство как представителя группы. В этом круговом отношении можно видеть корень иллюзии, когда представитель до определенного предела может казаться и проявлять себя как causa sui, поскольку он является причиной того, что порождает его власть, и поскольку группа, сотворившая его как уполномоченное лицо, не существовала бы (или, по меньшей мере, не существовала бы в полном объеме как представительная группа), если бы не было лица, ее воплощающего. /.../Таким образом, делегирование — это акт, по которому группа создается, приобретая совокупность признаков, собственно делающих ее группой, а именно: постоянное помещение, освобожденных работников, бюро, понимаемое в самых различных смыслах и прежде всего в смысле бюрократической формы организации с печатью, штампами, подписями, передачей права подписи, штемпелями и т.д. Группа существует, когда располагает постоянным представительным органом, наделенным plena potential agenda sigillum authenticum (доказательством подлинности, аутентичностью), а следовательно, способным замещать (говорить за кого-то - значит говорить вместо) серийные группы, состоящие из разобщенных и изолированных индивидов, постоянно обновляющихся, способных действовать и говорить только от своего имени. /.../
В предельном случае групп, стоящих в подчиненном положении (доминируемых), действие символизации, которым устанавливается официальный представитель, конституируется «движение», одновременно действию конституирования группы. Здесь знак создает обозначаемое явление, а обозначающее идентифицируется с обозначаемым, которое не существовало бы без него, но и не сводится к нему. Обозначающий - не только тот, кто выражает и представляет обозначаемую группу, но тот, кто обозначает ее существование, кто имеет власть вызывать видимое существование, мобилизуя группу, которую он обозначает»[1241]
.