Тем самым предполагается отказ от анализа мотивации, в соответствии с которой действуют индивиды - акторы социальных действий. Во многом это связано с тем, что индивидуальные предпочтения не поддаются сравнению. Поэтому если «"старый” экономический анализ права исходил из того варианта маржинализма, который допускал возможность межличностного сравнения полезностей», то неоинституционализм, по мнению В.Л. Тамбовцева, измеряет функцию полезности рациональных максимизаторов без учета их мотивации, а исключительно по производимым действиям: «Как любые потребители (покупатели) они приобретают меньше товаров, когда цены на них растут, и покупают больше, когда цены снижаются. Единственное, что при таком подходе оказывается необычным - это характер (содержание) благ и цен. Так, в качестве блага для правонарушителя может выступать преступление, а его цена выражается в длительности срока тюремного заключения...»[1252]
. В другой работе он пишет: «...для экономиста, анализирующего то или иное поведение, вопрос об осознаваемых индивидом внутренних мотивах его действий не представляет интереса, в отличие от вопроса о составе и величине издержек, учитываемых индивидом при выборе его решения»[1253].В этой связи следует заметить, что само по себе межличностное сравнение, особенно касающееся оценок таких морально окрашенных категорий, как справедливость, свобода, равенство и т.д., относящихся к «сущностно оспариваемым понятиям» (термин У. Гэлли) не имеет объективных критериев. Возможно поэтому позитивисты, сторонники аналитической философии[1254]
, а вслед за ними многие экономисты относят вопросы ценностей, целей и мотивов в разряд ненаучных. Так, П. Самуэльсон утверждал: «Коренные вопросы, определяющие, насколько правильны или ошибочны преследуемые цели, не могут решаться наукой как таковой. Они относятся к области этики и оценки ценностей. В конечном счете, эти вопросы должны решаться всем обществом. Все, что может сделать специалист - это указать на существенные альтернативы и на действительные издержки, с которыми может быть связано то или иное решение»[1255]. Однако это не означает, что ценности и мотивация не имеют научного и практического значения в области права.Очевидно значение мотива как факультативного признака с субъективной стороны состава правонарушения. Однако ценности и мотивы играют принципиально важную роль не только в этом, но и в правопонимании[1256]
. Более того, в основе любого социального феномена лежит его восприятие в психике субъекта (как коллективного - коллективные, общественные представления, так и индивидуального). Поэтому от господствующих ценностей, мотиваций, установок зависит коллективное действие, в котором именно таким, а не другим образом реализуется действие социального (и правового) института. Так, родоначальник социологической феноменологии А. Щюц показал, что в тех сферах, в которых человек не является специалистом, он действует на основе двух основных идеализаций, определяющих мотивацию и поведение: «и-так-далее» (я доверяю тому, что мир, каким я его знанию, останется таким и дальше) и «я-могу- это-снова» (мои прошлые успешные поступки приведут в аналогичной ситуации к успешному результату)[1257]. Одновременно при этом предполагается, что любой на моем месте в аналогичной ситуации поступит точно таким же образом. Именно эти идеализации определяют господствующие экспектации - ожидания соответствующих действий от других. Очевидно, что такое здравосмысловое поведение значительно отличается от традиционного представления о рациональности, под которым понимается расчет, основанный на научном знании. О важности учета ценностных ориентаций для объяснения социальных изменений указывает Р. Будон[1258], а С. Московичи утверждает, что психическое и социальное неразделимы, психическое (верования, страсти и т. д.) чаще, чем это принято считать, лежит в основании социального (общественных структур, продуктов, институтов и т. п.) и поэтому психология находится в основании социологии. При анализе человеческого общества социальное можно отделить от психического лишь в абстракции, в предметах различных наук и теоретических предпочтений, но реально они неразделимы. Психологию пытались «выставить за дверь» при объяснении социальных явлений и процессов, но она возвращалась «в окно»[1259].