Постклассическая теория права. Монография.

Эти представления имеют корреляционные связи с теорией права. Так, например, в основе представлений о механизме государства (его оптимизации) лежит классическая теория управления, в соответствии с которой структура полностью обусловлена (однозначно задана) функциями этой системы. Таким образом, каждому государственному органу - элементу структуры - соответствует определенная функция; задавая последние, мы в состоянии спроектировать оптимальную структуру государственных органов. Однако постклассическая теория управления исходит из полифункциональности любого государственного органа, из существования у них как явных, так и латентных (потенциальных) функций (Р. Мертон). Отсюда проблематичность законодательного регулирования отраслей публичного права.

Виртуальность может пониматься не только как вероятностная (возможная, потенциальная) модель социальной (правовой) реальности, но и как «параллельный» реально существующему мир - аналог реальных механизмов воспроизводства общества (экономические и политические акции в сети Интернет, общение с персонажами компьютерных игр и т.п.). Его можно понимать еще более широко - как формирование идеального, основанного на рефлексии мира, параллельного физическому миру объектов (например, это «третий мир» К. Поппера или мир коммуникаций, основанных на аутопоэзисе - самоописании - Н. Лумана и т.п.). Очень важно здесь то, что этот виртуальный мир становится более реальным, нежели мир физических объектов. В этом - качественная специфика социальности: с точки зрения постмодернизма (а с этим согласятся, например, сторонники социальной феноменологии) социальный мир - это мир смысла, в котором получают символическое значение не только наши действия, но и все окружающее человека. Более того, наше представление о реальности само становится реальностью.

Итак, что же можно сказать о социальной (и правовой) реальности, о бытии права? Что это - результат волюнтаризма самореализующихся личностей? Представители постмодернизма пытаются «ухватить ускользающее социальное бытие» с помощью двух концептов - метафор: ризомы и симулякра[154].

Метафора ризомы - корневища, клубня - в представлении ее авторов Ж. Делеза и Ф. Гваттари символизирует картину бытия, принципиально отличающуюся от классической - «древесной»[155]. Основным принципом «ризомного бытия» является гетерогенность: любая точка связана со всякой другой и, как следствие, отсутствует иерархический порядок. Здесь единичное доминирует над множественностью (целым). И главное - это отсутствие жестко заданной структуры, которую заменяет постоянно изменчивая конфигурация становящегося бытия[156].

Термин симулякр (cimulacra) известен еще со времен Эпикура. Он обозначал копию, образ вещи. Несколько иное звучание ему придали Ж. Делез и Ж. Бодрийяр. Симулякр - это не копия, характеризующаяся своим сходством с референтом, а «неверное подражание», главная черта которого - отличие от отражаемого. Симулякр в силу своего нереального, «ненастоящего» статуса представляет собой «пустую форму», которая безразлична к любому, в принципе, содержанию. Но именно такой симулякр, приобретающий, например, форму идеологии, картины мира, заставляет человека видеть государство и право как реально существующие вещи, в то время как их реальность - «магически - ритуальный язык системы»[157].

Ж. Бодрийяр сформулировал важнейший для постмодернизма тезис: современная социальная реальность превратилась в симулятивный процесс, воспроизводящий симулякры первого, второго и т.д. порядков[158]. Он, в частности, доказывает, что сегодня, в условиях тотальной манипуляции несуществующим фактически общественным мнением фиктивная власть превращается в реальную. При этом оппозиция реальное / воображаемое, свойственная картине мира эпохи модерна, сегодня практически устранена.

Знаково-символический характер правовой реальности позволяет сторонникам юридического постмодернизма выдвинуть достаточно эпатажный тезис: право есть миф[159]. И.Н. Грязин полагает, что:

a) право должно быть текстом;

b) право есть нелинейный текст;

c) нелинейный текст есть миф[160].

«Рассуждения права и о праве (приговоры, решения, проклятия, трактаты, фельетоны, диссертации и т.п.), - по его мнению, - могут весьма различаться чисто внешне, но их внутренняя смысловая структура, сворачивающаяся в миф, в принципе одна и та же, она мифологична»[161]. Критерии сходства мифа и права коренятся в нелинейности и постоянной повторяемости того и другого. «Индивидуальное судебное решение остается рассказом, историей и заключает в себе ответственность, но рассказ, поддержанный и пересказанный правовым сообществом, - это «миф», который в своей постоянной повторяемости становится именно самим мифом, т.е. объективным непесонифицированным фактом, который исключает индивидуальную ответственность за свое содержание»[162].