Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

Наконец, право взаимодействовать онлайн в закрытой сфере коммуникации не признается, поскольку доступ в интернет значительно ограничен, требует специального разрешения и практически недоступен обычным людям, не входящим в номенклатуру. Примеров из коммунистических диктатур времен, предшествовавших появлению интернета, которые бы подтверждали этот тезис, не существует, но его хорошо иллюстрирует все еще существующая жесткая коммунистическая диктатура Северной Кореи[672]. Тогда как такая тоталитарная модель соответствует идеальному типу коммунистической диктатуры, в чуть более мягких диктатурах с использованием рынка преобладает ее «сглаженный» вариант. Конечно, в таких режимах все СМИ также подцензурны, а право взаимодействовать онлайн ущемляется, хотя и с помощью более изощренных практик. Например, в Китае у людей номинально есть доступ в интернет, но в целях контроля трафика так называемый «Великий китайский файрвол» использует множество различных способов цензуры и фильтрации контента[673]. Китайская партия-государство не допускает свободный доступ к таким сетям, как Google и Facebook, и разрешает только их китайские аналоги. В дополнение к тому, что партия может блокировать местные сайты, она также ввела систему социального кредита, чтобы наказывать тех, чье поведение она посчитает ненадлежащим, что включает взгляды, отличающиеся от общепринятых[674]. Таким образом, формально менее репрессивный Китай практически воскрешает обстановку коммунистических диктатур, стимулируя самоцензуру среди своих граждан, чье экзистенциальное положение напрямую зависит от положительной или негативной реакции государства на их мнения. Помимо прочего, эта политическая система подавляет именно то качество автономии, которая обеспечивается правом взаимодействия в открытой сфере коммуникации.

Между двумя полярными противоположностями находится номинально открытая, но фактически закрытая контролируемая сфера коммуникации, типичная для патрональных автократий. Она характерна для тех формально демократических посткоммунистических стран, где довольно часто «превращение средств массовой информации в плюралистическую и независимую четвертую власть, трансформация журналистского сообщества в автономную профессиональную группу, ориентированную на общественное служение, и самосознание аудитории в качестве группы граждан вообще не состоялось»[675]. Так же как популизм предполагает скрытую монополизацию политической сферы, патрональные автократии неформально нарушают права СМИ. Другими словами, суть контролируемой сферы коммуникации заключается не в подавлении, а в нейтрализации прав СМИ, а граждане являются слугами, а не бесправными объектами. Это становится очевидным, если мы проанализируем статус всех четырех прав и сравним его с полным запретом в закрытой сфере, с одной стороны, и с абсолютным уважением в открытой сфере – с другой.