Читаем Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 полностью

Если говорить об элитах, то, как и в феодальную эпоху, их формальным отношениям была присуща большая степень неформальности. Как объясняет Алена Леденёва, в СССР «личные связи стали частью институционального порядка, они индивидуализировали и поддерживали власть. ‹…› В советское время устные и личные приказы были гораздо важнее и исполнялись намного более строго, чем письменные указы и распоряжения ‹…›. Примат неформальных устных приказов и неофициальных договоренностей отражал слабость законов, [а также] кулуарную секретность и недоверие»[136]. Однако следует отметить, что эти неформальные отношения формировались внутри формальной сети, то есть между официальными членами номенклатуры и в соответствии с бюрократической иерархией партии. При изучении партийных конфликтов и различий в уровне власти между теми, кто формально находится на властных позициях одинакового уровня, классическая «советология» не может игнорировать тот факт, что само наличие неформальной власти возможно только внутри формальной партийной структуры, поскольку, не будучи членом политического комитета, никто не может осуществлять реальную власть и влиять на принятие решений[137].

• Номенклатура (бюрократические патронально-клиентарные сети). В новой правящей элите патронально-клиентарные отношения также приняли бюрократическую форму. Она представляла собой пирамидальную патрональную сеть, так называемую номенклатуру, в которую вошли все принимающие решения вышеупомянутые лица, члены марксистско-ленинской партии, от политбюро до директоров предприятий. Другими словами, номенклатура была реестром руководящих должностей, как партийных (принимающих политические решения на национальном и местном уровнях), так и административных (принимающих решения в государственных компаниях и других учреждениях, работающих согласно генеральному плану)[138].

Так, трансформация феодальных патронально-клиентарных отношений в бюрократические показывает, как коммунисты, утверждавшие, что положили конец феодализму, сами опирались на феодальные традиции. В царские времена в Табеле о рангах, учрежденном Петром Великим в 1722 году[139], было установлено два типа дворянства: потомственное и личное. Личное дворянство находилось в более низком положении по отношению к потомственному, поскольку у первых не было права иметь поместье и крепостных, а их дети не могли наследовать дворянский титул (так как оно не было наследственным)[140]. В целом коммунистический режим продолжил логику Табеля о рангах, но главное отличие заключалось в том, что упразднение частной собственности положило конец потомственному дворянству. В то же время появилось новое личное дворянство, также без права накапливать богатство и передавать наследникам свое положение в виде членства в номенклатуре.

На протяжении всей книги мы подробно описываем институциональные последствия коммунизма[141]. На этом этапе мы можем в общих чертах представить их следующим образом:

• Государственная монополия на собственность. Отмена частной собственности в пользу государственной подразумевает бюрократическое слияние власти и собственности, а принятие решений о правах собственности сосредоточено в руках чрезмерно разросшегося бюрократического аппарата. В этой структуре вместо традиций и более неформальной дискреционности права собственности определяются номенклатурой: на высшем уровне – политбюро или генеральным секретарем; на промежуточном уровне – региональными или муниципальными партийными секретарями; на самом низком уровне – директорами заводов и различных организаций[142].

Хотя ни одна из коммунистических диктатур не имела полной монополии на собственность, доля государственного сектора была чрезвычайно высока во всех коммунистических странах. В 1970-х и 1980-х годах она составляла 99,7 % в Болгарии, 97 % в Чехословакии, 96 % в Советском Союзе, 95,5 % в Румынии, 83,4 % в Польше и 77,6 % в Китае[143]. Эти данные свидетельствуют о сходстве стран, находящихся по разные стороны цивилизационных границ, а не об их различиях, что говорит об унифицирующей природе «политического колпака» однопартийной диктатуры и государственной собственности, который «примерили на себя» страны из разных цивилизаций.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги