Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

Следует отметить, что с концептуальной точки зрения неосултанистское государство можно рассматривать как подтип султанистского, где присутствие демократических институтов – лишь дополнительный контекст, внутри которого осуществляется управление. И хотя такая классификация этих режимов кажется довольно логичной, она имела бы меньше аналитической ценности, поскольку в посткоммунистическом регионе именно неопатримониальные государства, а не султанистские, как правило, эволюционируют в неосултанистские [♦ 4.3.3.3]. Как замечают Хучанг Чехаби и Хуан Линц, использование термина «неосултанистский» «[имеет] преимущество не только потому, что помогает отличать [такие государства] от тех, которые Вебер описывал термином „султанизм“, но также и потому, что соответствует внутренней логике веберианской терминологии; ‹…› точно так же, как переход от патримониализма к султанизму являлся для Вебера „определенно непрерывным“, неосултанистские режимы – это радикальная версия неопатримониальных форм управления»[263].

2.4.3. Уровни толкования. С помощью каких действий происходит апроприация собственности?

Третье измерение – это деятельность государства (публичных акторов), направленная на присвоение собственности. Поскольку каждое государство по определению «использует монополию на легитимное применение насилия для извлечения и распределения ресурсов, а также управления ими», то в этом смысле оно неизбежно вовлечено в принудительную апроприацию и перераспределение частной собственности. Однако чтобы различать государства в зависимости от их подхода к этому, нам необходимо обозначить три признака, по которым отличаются разные типы присвоения собственности. Во-первых, мы различаем присвоение собственности (a) для личной выгоды, когда кто-либо завладевает собственностью для повышения собственного благосостояния, а также обогащения других определенных групп людей (семьи, однопартийцев и т. д.), и (b) для общественной выгоды, когда кто-либо присваивает собственность и использует ее не для собственного обогащения как такового, а передает ее другим, заранее неизвестным людям (например, для использования в общественных целях, то есть для раздачи всем тем, кто отвечает набору объективных и неуникальных критериев и т. д.)[264]. Во-вторых, мы различаем отъем (a) денежных средств, как в случае с налогами, и (b) собственности в неденежной форме, как в случае с вмешательством с отъемом собственности или национализации (в либеральных демократиях). Действительно, если мы говорим о денежных средствах, то речь не идет о личной или общественной выгоде как таковой, поскольку большая часть налогов в государстве собирается не на конкретные цели – скажем, подоходный налог не собирается строго для финансирования здравоохранения и образования. В современных государствах налоги поступают в общий фонд, из которого потом финансируются большинство (централизованных) государственных программ[265]. Таким образом, собираемые с людей денежные средства просто пополняют доходную часть бюджета, а потом этот бюджет расходуется на различные цели, как государственные, так и частные. Однако когда денежные средства перераспределяются и расходуются в личных целях, мы различаем (a) законные и (b) незаконные случаи таких действий – в зависимости от того, соответствует ли передача налоговых средств конкретному (знакомому) лицу / компании существующему законодательству или нет.

Таблица 2.8: Уровни толкования категорий, относящихся к апроприации собственности

Учитывая эти три признака, мы можем выделить несколько типов государств, отражающих разные толкования этого измерения (Таблица 2.8).

Отправной точкой является государство во главе с правящей элитой, которая владеет монополией на легитимное применение насилия и использует его для сбора налогов, то есть отъема денежных средств у людей, на которых распространяется власть государства [♦ 5.4.3]. Дальнейшая типологизация выглядит следующим образом: