Однако Шеварднадзе совершил лишь автократический прорыв, не добившись автократической консолидации
, то есть во время его правления гражданское общество оставалось очень активным, а СМИ, предприниматели и граждане обладали достаточной автономией. Это создало возможности для первой постсоветской цветной революции, «Революции роз» 2003 года, ход которой мы описывали в Главе 4 [♦ 4.4.2.3]. Хотя после революции патронализм никуда не исчез, новое правительство Михаила Саакашвили предприняло уникальную попытку антипатрональной трансформации. Разумеется, он не избавился от патронализма на сто процентов, поскольку его поддерживали такие крупные олигархи, как Бидзина Иванишвили. Но после «Революции роз» «Саакашвили совместил ‹…› подлинную и отважную борьбу с коррупцией и организованной преступностью с либертарианским стремлением снизить сферу охвата и возможности государственного аппарата»[925]. Очевидно, управляемая идеологией программа Саакашвили оказалась антипатрональной, потому что она ослабила систему власти-собственности за счет устранения компонента власти[926]. Понимая, что власть автоматически пронизана собственностью, а неформальные сети имеют тенденцию захватывать государственные институты, Саакашвили «провел масштабную отмену государственного регулирования, которую не оценили западные партнеры, поскольку им не хватало понимания контекста этих реформ. В 2005–2006 годах Саакашвили предпринял два заметных шага, а именно ликвидировал службу по контролю за качеством продуктов питания и администрацию безопасности дорожного движения, которые вовсе не заботились о безопасности автомобилей и пищевых продуктов, а были просто рассадниками коррупции. ‹…› Первое впечатление от ликвидации этих не работающих паразитических институтов, а также других учреждений было шоковым, и эти меры часто рассматривались международными партнерами как „чрезмерные“ и даже „противоречащие здравому смыслу“. По сути, именно этот радикализм был движущим фактором реформ, которые вызвали реальные, а не только косметические перемены»[927]. Кроме того, «власти безжалостно относились к преступности и коррупции. Приговоры были суровыми, а количество заключенных росло. Все эти меры были критически важны для разрушения тех условий, в которых криминальное государство могло бы сохраняться вечно. Они давали понять, что в государстве проводится политика полной нетерпимости по отношению к преступности и коррупции»[928]. Помимо этого, реформы позволили снизить коррупцию и протекцию для корешей на свободном рынке [♦ 5.3.2.2], особенно при взаимодействии с государственной бюрократией, системой образования и здравоохранения, с правоохранительными органами и судебной системой[929].В то же время антипатрональная трансформация
, которая не состоялась в полной мере, поскольку Иванишвили все еще сохранял влияние в государстве, не сопровождалась демократической трансформацией, что привело к последующему переходу к консервативной автократии. По сообщению Мижеи, «в этот период не произошло ‹…› четкого разделения на исполнительную и судебную власть, что является ключевым компонентом верховенства закона. ‹…› Плюрализм в СМИ пострадал в 2007 году после дела телекомпании „Имеди“, когда полиция применила силу для разгона демонстрации, затем правительство приказало закрыть телеканалы „Имеди“, а полиция повредила оборудование в их центральной студии. [Бизнесменов], связанных с предыдущим режимом, часто сажали в тюрьму и отпускали после того, как они обещали заплатить. На тот момент эта процедура была исключительно неформальной и даже могла быть оправдана насущными финансовыми потребностями нового революционного государства. Однако этому произволу так и не был положен конец. ‹…› Саакашвили ‹…› думал, что таким образом они смогут сократить путь к реформированию государства»[930]. На начальном этапе судебные реформы Саакашвили привели к такой централизации власти, что президент лично председательствовал в совете судей, и хотя они были продиктованы не только корыстными интересами, но и необходимостью реакции на местную специфику организованной преступности, в итоге они все равно стали источником значительных злоупотреблений властью[931].