В качестве российского ответа на народное недовольство можно привести в пример так называемую «битву за Химкинский лес». Петров и его соавторы сообщают, что в 2004 году «представители правительства обнародовали планы о строительстве новой супермагистрали ‹…› в обход города Химки, который находится недалеко от Москвы. Для этих целей требовалось вырубить лес, который был излюбленным местом отдыха местных жителей и был зарегистрирован как памятник природы, уникальный для столичного региона ‹…›. Местные жители быстро мобилизовались против этого плана, [получив] поддержку некоторых важных союзников, в том числе Михаила Бекетова, редактора газеты „Химкинская правда“. ‹…› Местные власти на протяжении всего этого периода жестоко расправлялись с протестующими. На ранней стадии мобилизации оппозиции они закрыли крупные общественные слушания еще до начала обсуждения. Защитники леса подвергались преследованиям. Была взорвана машина Бекетова, а в ноябре 2008 года он был зверски избит. [Когда протестующим] удалось на время остановить вырубку ‹…›, появилась толпа молодых людей в масках с очевидной целью силой прогнать протестующих. Местная полиция либо не вмешивалась, либо действовала в интересах строительного проекта»[1159]
. Хотя история на этом не закончилась, приведенное описание ясно указывает на то, что для подавление социальной оппозиции используется как выполняемое государством принуждение, так и отданное на аутсорсинг. В отличие от этого, одним из примеров изменения политики перед лицом общественной неудовлетворенности является Венгрия. Внезапную мобилизацию в этой стране вызвала попытка обложить налогом интернет-трафик. Хотя этот план так и не был реализован, он взволновал молодые поколения, которые ранее не интересовались политикой, но отреагировали на эту атаку на их личную свободу. В конце 2014 года налог на интернет побудил десятки тысяч граждан выйти на улицы в знак протеста. Эта политическая мера не имела первостепенного значения для Орбана, и к тому же ее введение было плохо подготовлено: запланированные государством налоговые поступления резко превышали ту сумму, которую можно было бы собрать в соответствии с новыми налоговыми параметрами, примерно на 20 млрд форинтов (около 65 млн евро). После того, как этот вопрос вызвал самый массовый митинг против правительства «Фидес», Орбан вскоре решил отказаться от него, укрепив свое положение до того момента, когда он начал бы терять власть[1160]. Подобный случай имел место и в России, когда отмена льгот на транспорт и медицину в 2005 году спровоцировала митинги пенсионеров на улицах Москвы[1161].Общая мораль предыдущих абзацев в том, что люди имеют значение, причем как для успеха публичной политики, так и патрональной. Как проницательно замечает Чаба, «ни материальные факторы, осмысленные в рамках мейнстримной экономической теории, такие как капитал, труд, земля или инновации как таковые ‹…›, ни воспроизводящие себя правила игры, на которые указывают институционалисты, не дают удовлетворительного объяснения ‹…›. [Вместо этого] ключом к успеху является общественный диалог о системе ценностей
. Это ведет к доверию в обществе, признанию ‹…› добродетелей успеха, добросовестности, соблюдению законов и непредвзятому правосудию. ‹…› Эти факторы, подчеркнуто не материальные, а интеллектуальные, обладают предсказательной силой. Наиболее известный тому пример – упадок Китая в позапрошлом веке: хотя китайцы изобрели „все“, от фарфора до книгопечатания, в середине XIX века деградирующее, раздробленное центральное китайское государство изо всех сил пыталось выжить. Тем временем Европа с ее недружественным климатом и частыми войнами начала лидировать, благодаря общественному использованию знаний, основанных на ценностях и меняющихся общественных ‹…› нормах» (выделено нами. –Заключение
Значение языка и базовые аксиомы анализа посткоммунистических режимов