Постник Евстратий: Мозаика святости

А Иоанн возьми да и опереди нерешительного деверя. Зашел в тронный зал, сел на престол, окружил себя верными, объявил волю отца, что быть императором Иоанну. На том и решили.

И народ византийский, живший в почти миллионном Константинополе, не пикнул, ибо воля Комнина священна. А от себя добавим, и справедлива. Показал себя Иоанн славным царем, достойным сыном достойного мужа.

Вторым предал Анну Комнину любовь – Константин.

Вот что значит умение предать вовремя! Как сам говорил, и повторялось веками: умение предать, это умение предвидеть. Хорошая отговорка собственной подлости, не правда ли?

Немедленно кинулся в лагерь Иоанна, как только прослышал про смерть Алексея, был принят и долгие-долгие годы верно служил Иоанну.

И стало понятно теперь: зачем Анне упоминать в Алексиаде про неверность детской любви, про ошибки свои, и без того их хватало. Спасибо, что царственный брат пожалел, не казнил, а только сослал в дальний монастырёк, замоли, мол, сестрица, грехи свои и мои.

Пережила Анна Комнина и брата (Иоанн Комнин умер 1143 году), и мужа (Никифор Вриенний умер в 1136 году, не дописав свое сочинение «Материал для истории», посвященный Алексею Комнину), отца, и, естественно, мать. Скончалась в 1155 году, проживая в немалой роскоши: брат позволял ей питаться нормально и быть вполне обеспеченной.

Оставила Анна в истории след не безрассудством своим, а гениальной вещью, «Алексиадой».

Жалко одно, что не позволила вылиться чувствам наружу и описать волнение в Херсонесе, казнь одинокого словянина, распятого на кресте не за разбойничье поведение, а за верность Христу и Кресту.

Ромейский скипетр не дался Анне, и, скорей всего, правильно. И всё-таки жаль, что не стала описывать Херсонес и Евстратия.

Может, хоть так отомстила отцу за не полученный трон, за несчастную, одинокую без капли любви свою жизнь?

Кто знает? Кто скажет? Тайны свои Анна умела хранить, а нам чуточку горько за недосказанное, за промолченное.

А может, что наиболее вероятно, вымарал переписчик иль соглядатай какой из текста «Алексиады» неподходящие вещи?

Но ведь остались в истории и дромоны, и залпы дромонов по кварталу херсонеситов, и указ императора, писанный красным чернилом – указ именной! Особый указ! С личной подписью императора всех ромеев: Комнин. И с личной красной печатью.

Вчитайтесь в указ. Это указ явно солдата: грозный, прямой, не дипломатичный. Как выстрел – указ.

Вчитайтесь в текст, повторюсь: «Казнить жида, как иуду, ибо он казнил инока, как Господа Нашего, и иной смерти не достоин! И не забудьте в ладонь его вбросить тридцать серебреников – с дьяволом расплатиться!»

Как продиктовано, а?

Иуда с маленькой буквы, хотя это имя апостола. Какого такого, сами вы знаете. Господа Нашего, только с большой, в этом истинность веры императора из солдат. И, далеко не случайно, не указано имя еврея. Император, хотя и был когда-то солдатом, историю мира ведал и знал. И помнил, что хотя Геростратова слава позорна, имя его сохранилось в истории. И потому имя иудейское не названо специально, дабы не сохранила история его имени.

Я уж сама, как автор, имя ему дала, верное или нет, вы уж простите.

Имя инока тоже специально в указе не названо. Почему? Я мыслю, что тем самым хотел император ромеев расширить, распространить, что ли, идею, что негоже на любого монаха, а равно и на христианина так кощунственно посягать, как совершила иудеев община.

Об этом чуть далее я расскажу.

Креста водружение

Была очередь пасти худобу (крупный рогатый скот, то есть коровы). В славянском квартале и квартале варангов, за обычай, как с Руси повелось, коров выпасали по очереди. Писали свои имена, подбрасывали шапку, так и пасли по жребию, несмотря на погоду.

(Обратите внимание: простые жители руськой слободки владели поголовно грамотой, раз постоянно совершали сей ритуал избрания жителя круга на однодневную работу пастуха стада).

Вёдрышко, благодать!

Еремеевна жалела, что нет ещё земляники, или другой какой лакомки не видать, рановато для марта ягоде вырастать. И травкам лечебным расти тож рановато, везде ведь растут. ромашка да мята, полынь с лебедой. Лаванды, конечно, на родине нетути, да то не беда. Вон как душица приятно то пахнет. Лаванда, конечно же, тож…

Сладко думалось на зелёной траве за старыми городскими воротами о берёзках, малине, древне-привычном быту, что на родине милой, что на присталой чужбине.

А тут что? Жить то, конечно, можно, люди ж живут. Вот какая ранняя синь в небесах. Пост, конец марта, а какая жара. В Киеве снегу по локоть, сани скрипят, боярыня толстая, развалясь, к храму спешит, за ней мужичонки с худых, голытьба, мечтаю, небось, полушку подкинет в честь Пресвятой? Люд с ранку в храмы спешит: опоздаешь, будешь стоять на морозце.

Ну, а тут благодать. Храмов неисчислимо, народ чинно стоит в благолепии звонов, вон, в нашем квартале батюшка из русин. Поймала себя на мысли «в нашем», и улыбнулась: привыкаю, поди.