Воспоминания о последнем разговоре с митрополитом Рязанским кольнули глубоко внутри, оставив ядовитый след в ране. Гнусно понимать, что есть такие люди, лучше бы и не знать про них… Вот только мне-то что с этим делать? Вешать их всех или сразу в порубь кидать?
Хотя чего это я тут расклеиваться начал? Будем делать как должно, а не так, как хочется этим уродам. Делай что должен, и будь что будет!
Взгляд упал на колонны солдат, готовящихся к маршу. Впереди – голые безжизненные земли. Благодатный край, как я и думал, этой весной превратился в почерневшую от засухи угнетающую пустыню – трава и та пожухла. Хорошо хоть фураж заготовили в огромном количестве, иначе конницу пришлось бы послать верст за двадцать в разные стороны на поиски корма.
– Нам нельзя идти дальше, ваше величество, османы сосредоточили силы возле Исакчи…
Молдавский князь, принесший вечную клятву верности, после того как армия перешла границу княжества, с беспокойством вглядывался в горизонт.
– Это почему нельзя идти, князь? Только потому, что османы вышли, или потому что тебе не хочется с ними встречаться?
– Ваше величество, не оскорбляйте меня такими домыслами! – гордо поднял голову Кантемир, с негодованием глядя на меня.
– Я знаю, усилия, приложенные тобой, стоят многого, и не хотел никоим образом задеть твою честь. Просто, согласись, странно, что ты в последние дни так рьяно выступаешь за оборонительную войну…
Не глядя на собеседника, поглаживаю Ярого, второй месяц преданно и сноровисто служащего мне. Глаза жеребца безмятежно глядят на раскинувшуюся равнину, но в глубинах зрачков нет-нет да проскальзывают искорки боевого задора, готовые в любую секунду смениться кровавой пеленой ярости.
– У нас всего шестьдесят тысяч солдат, а лазутчики донесли, что у визиря почти двести сорок тысяч вместе с корпусом янычар и четыреста пятьдесят орудий разных калибров, – попытался оправдаться Кантемир.
– Ну и что? Ты думаешь, наших ста сорока орудий не хватит? – с улыбкой спрашиваю его.
– Не знаю… Османы пусть и не те, что были прежде, но ведь артиллерии в три раза больше. Пускай пользоваться ею они, скорее всего, толком не умеют, за исключением особо боеспособных частей, только какая разница, как точно ты попадаешь на полверсты, если противник перед тобой всего в сотне саженей, а может, и того меньше? – с сомнением спросил Кантемир.
– Не переживай, князь, этот случай не про нас. Посылать на убой солдат я никогда не стану, а вот великий визирь удержать вооруженную толпу от опрометчивых поступков вряд ли сумеет. Так что у нас все будет хорошо… По крайней мере, я на это надеюсь.
Мои слова, видимо, прошли мимо ушей молдавского господаря, невнятно пробурчавшего себе что-то под нос и отъехавшего к своим старшим офицерам, вяло переругивающимся между собой. Обещанные восемнадцать полков, полностью укомплектованных по русскому образцу, Кантемир предоставить не смог. Впрочем, это я и так знал, так что особо на него не рассчитывал. Вместо восемнадцати были шесть куце укомплектованных полков. По сравнению с русской армией молдавский корпус смотрелся блекло. Но это первый звоночек. Я прекрасно помню, что валашский князь Бранкован предал Россию сразу, как только к его границам подступили османские отряды. Таким образом, обещанные сто тысяч голов крупного рогатого скота пропали вместе с месячной провизией для русской армии.
Но в этот раз валашский господарь не сможет предать: конная дивизия светлейшего князя Меншикова, состоящая из половины нашей кавалерии – семь драгунских полков и четыре тысячи иррегуляров, – уже переправилась через реку Серет, отсылая к армии созданные Бранкованом магазины. Обозы под конвоем уходили к Фальчи, а отсюда к Галацу – конечному временному пункту дислокации российских войск.