– Стойте. – Он встал, упершись руками в коленки, и захрипел так, што было уже и впрямь нездорово.
Я попытался што-нибудь разглядеть вокруг в лунном свете. Виола тоже.
– Вон туда, – сказала она первой.
– Бен, пойдем туда. – Я показал на небольшой холм, который она заметила. – Осмотримся оттуда хотя бы.
Бен ничего не сказал, только кивнул, тяжко пыхтя, и поплелся за нами. Склон весь зарос деревьями, но вверх вела хорошая, хоженая тропка, а на вершине виднелась довольно обширная поляна.
Добравшись до нее, мы поняли, в чем дело.
– Клабдище, – сказал я.
– Чего? – не поняла Виола, разглядывая отмечающие могилы квадратные камни.
Штук сто их было, а то и двести – все ровными рядами, в ухоженной траве.
Жизнь поселенца трудна – и она коротка. Многие жители Нового света уже проиграли эту битву.
– Это такое место, где хоронят мертвых людей, – сказал я.
Она сделала очень большие глаза:
– Где –
– В космосе люди, што ли, не умирают?
– Ну, да… – протянула она. – Умирают, но мы их сжигаем. Мы не кладем их в
Она обхватила себя руками и недоверчиво озирала могилы, нахмурив лоб и скривив рот.
– Это же негигиенично!
Бен до сих пор ничего не сказал. Он плюхнулся наземь у надгробия и привалился к нему, тяжело переводя дух. Я глотнул из бутылки с водой, протянул ему, огляделся сам. Отсюда было видно кусок дороги и изрядную часть реки, бежавшей по своим делам слева внизу. Небо потемнело, уже высыпали звезды, луны пустились в свой еженощный путь.
– Бен? – сказал я, не отрывая глаз от неба.
– Да? – Он допивал воду.
– Ты в порядке?
– Ага. – Он дышал уже ровнее. – Я в основном под фермерский труд заточен. Не под бег на скорость по пересеченной местности.
Я еще полюбовался на луны. Меньшая гналась за большей – два ярких огня вверху, достаточно светлые, штобы отбрасывать тени… безразличные к человеческим невзгодам.
Я заглянул в себя. Я заглянул в свой Шум – реально глубоко.
И понял, што готов.
Это мой последний шанс.
– Думаю, пора, – сказал я и твердо посмотрел на него. – Если когда-нибудь вообще будет подходящее время, то сейчас – в самый раз.
Он облизнул губы, проглотил воду. Завинтил бутылку. Сказал:
– Я знаю.
– Время для чего? – спросила Виола.
– С чего мне начать? – спросил Бен.
Я пожал плечами:
– С чего угодно. Если это будет правда.
Я видел, как Бенов Шум собирает, собирает всю историю, выбирает наконец из целой реки один стрежень – тот, где говорится, што было на самом деле, спрятанный так надолго, так глубоко, што я понятия не имел, што он вообще существует, – всю свою взрослую жизнь… даже не догадывался.
Виолина тишина сделалась еще тише обычного – неподвижной, как сама ночь… ждущей, што он сейчас скажет.
Бен сделал глубокий вдох.
– Вирус Шума не был оружием спаклов, – сказал он. – Это во-первых. Он уже был здесь, когда мы приземлились. Явление естественного происхождения. Свойство воздуха. Всегда был и всегда будет. Мы просто вышли из кораблей – и уже через день все вокруг слышали мысли друг друга. Можешь себе представить наше удивление.
Он помолчал, припоминая.
– Вот только не
– Только мужчины, – сказал я.
Бен кивнул.
– Почему так – никто не знает. До сих пор. Наши ученые были в основном по части сельского хозяйства, а врачи причины так и не нашли. На какое-то время воцарился хаос. Просто…
Он медлит, припоминая.
– Хаос, смятение и Шум, Шум, Шум. – Он поскреб подбородок. – Множество народу рассеялось по дальним общинам, стараясь убраться из Убежища как можно скорее – как только позволила прокладка дорог. Но вскоре все поняли, что сделать с этим уже ничего нельзя. Некоторое время мы пытались просто жить, как могли, искать разные способы обращаться с этой новой способностью. Разные поселения пошли разными путями. Как сделали и мы, когда поняли, что вся наша скотина теперь разговаривает – и домашние животные, и дикие тоже.
Бен обвел взглядом небо, и клабдище, и реку, и дорогу внизу.
– В этом мире все разговаривает со всем, – сказал он. – Все. Вот таков он, Новый свет. Информация все время, отовсюду, без конца, хочешь ты того или нет. Спаклы знали это и давно научились с этим жить, но люди оказались неприспособлены. Совершенно. Слишком много информации сводит человека с ума. Слишком много информашии превращается в Шум. Просто в Шум. И он никогда не смолкает.
Он замолчал, а Шум – нет. Шум был здесь, как всегда, – его и мой, и от Виолиной тишины рядом он только делался громче.
– Шли годы, – снова заговорил Бен. – По всему Новому свету люди переживали трудные времена – и времена эти становились все труднее. Неурожай, болезни, никакого тебе процветания и никакого рая на земле. О нет, рая нам не выдали. И тогда по земле поползла проповедь. Скверная, ядовитая проповедь, которая начала обвинять.
– Обвинять инопланетян, – тихо произнесла Виола.
– Спаклов, – сказал я, и меня снова захлестнул стыд.