Посвященная. Как я стала ведьмой

Моя преисподняя была лабиринтом секса, власти и патриархата. Я ступила внутрь, и демоны начали пировать на моей самооценке. «Все, что есть в тебе ценного, – это твой пол, – каркали они, высовываясь и прячась, – и даже это дешевое и ущербное». На протяжении семи лет я бродила по залам этого мира и не могла найти выход. Каждая попытка сбежать заводила меня все глубже в лабиринт.

Когда пришли инквизиторы Европы, они заявили, что мы, ведьмы, – королевы ада. Они не знали и половины всего. Мы, ведьмы, и есть королевы преисподней, мы побывали в ней столько, что сегодня совместно мы имеем представление о каждой скрытой там комнате. В одиночку, без чьей-либо помощи ведьма должна понять, как выйти из этого лабиринта. Чем сложнее прохождение, тем значительнее ее инициация. Могущественные посвящения увеличивают силу ее магии, когда она вернется домой. Но не всякая ведьма способна выбраться из своего ада живой. Иногда даже самые отважные и сильные могут пасть, их кости и клочки волос останутся на дорогах лабиринта. Ведьмам, которые увидят пирамиды из останков, навечно заключенные здесь, это хорошее напоминание: у преисподней есть двери. Держи при себе своих хранителей, помни, кто ты. Когда Богиня явится пред тобой, следуй за ней. Осознаешь ты или нет, первопричина, по которой тебя сюда отправили – найти ее.

Глава шестая. Эгрегор

В фильме [Экзорцист] мужчины отбивались

от дьявола и его зловонного духа;
они приказали дьяволу покинуть девочку
и прекратить свое существование.
Разумеется, дьявол не мог этого сделать.
Он овладел этой девочкой по какой-то причине
и не собирался уходить.

Джон Хаскелл, «Лики Жанны Д’Арк»[44]

В оккультизме есть сущность, известная под названием эгрегор, нечто похожее на ангела. Слово «эгрегор» имеет греческое происхождение и означает «наблюдатель». Спиритуалисты и теософы конца XIX – начала XX столетия назвали этих духов мысленными формами: энергетическими существами, созданными мощными мыслительными процессами людей и их эмоциями. Если обобщить, эгрегор – это дух группы. Эгрегоры могут возникать спонтанно из беснующейся толпы на футбольном матче, в политических гонках, на сборище в церкви или на концерте, а потом так же быстро рассеиваться. Но, если в них было влито достаточно энергии, они в итоге становятся бессмертными. Иисус – эгрегор, как и Мохаммед или Афродита, которые по-прежнему разговаривают с нами через наши сны или песни. Когда мы молимся эгрегорам, рисуем их изображения, пишем гимны в их честь, они обретают собственную жизнь.

Города имеют эгрегоры, они есть у домов; даже компания друзей может их создать. Ни отрицательный, ни положительный, эгрегор – это просто то, что есть, как вулкан или горностай. Ты можешь не хотеть делиться своей спальней с горностаем, но они предотвращают переполнение лесов крысами. У эгрегоров тоже есть свое предназначение – вместилище воздействий. Однажды созданные, эгрегоры имеют собственную повестку дня, и их не волнует, согласна ты с этим или нет. Чего они хотят? Того же, чего хочет Бог, того же, чего хочет дьявол. Того же, чего хотим все мы. Жить, жить, жить. Быть замеченными. Наблюдатели хотят, чтобы мы тоже их видели. Они хотят близости.

Одно из наиболее важных посвящений для любой ведьмы – научиться понимать, что близость – это синоним воздействия. Ей необходимо уметь выбирать, какое из воздействий она примет.

Эгрегор Фултон-стрит ожидал моего прибытия. Фултон-стрит располагался несколькими кварталами севернее от «полуострова» Сан-Франциско: узкая полоска лужаек, уходящая вниз от парка Золотые Ворота.

Эвкалипты, платаны и ольха, словно друиды, неясно маячили над бездомными бродягами и панками-беспризорниками, рыскавшими в тусклом свете старинных уличных фонарей. У моего друга Уильяма была комната на втором этаже четырехэтажного эдвардианского дома, нависающего над улицей. Он присылал мне письма, усыпанные спорами эгрегора этого дома, который искал нового хозяина, чтобы усилить свою мощь. Я открывала письма в своем маленьком сарае в Санта-Барбаре и вдыхала эти споры; они вызвали у меня неожиданное стремление посетить Сан-Франциско.

Белый, возвышающийся, словно башня, покрытый пылью, дом на Фултон-стрит был украшен богатыми позолоченными карнизами. Покрытые изнутри сажей стекла витражных окон освещали винтовую центральную лестницу; она сверкала оранжевыми шарами и гроздьями дионисийского винограда. Комната Уильяма была пустой. Белые стены, матрас на полу, стол, деревянный стул и легкие прозрачные гардины, вздувающиеся и шевелящиеся в соленом воздухе.