Потаенное судно

Антон Баляба и Тимофей Бестужев устроились рядом, в углу. Тимофей казался теперь Антону дороже родного. Как же, из одной Ораниенбаумской школы, одного выпуска, одного года призыва. На корабле они были не слишком близки, терялись в многолюдности, да и дела у них были разные, не находилось точек соприкосновения: Бестужев — баталер, вещевик, Баляба — в боцманской команде. По тревоге бегали тоже в разные стороны: Бестужев — в орудийную башню, Баляба — к торпедному аппарату. И вот свела судьба, сблизила, положила бок о бок. И ранены оказались оба, это тоже их единило. В санчасть идти не захотели — далеко расположена. Главное, опасались: оставят их там — оторвутся от своих. А отрываться никак нельзя: слишком мало их всех осталось.

Тимофей Бестужев раздобыл индивидуальные пакеты. На береговой установке, у артиллеристов, разжились спиртом. Промыли раны, наложили повязки. Тимка бинтовал заплывший глаз и вздутый лоб Антона. Антон стянул бинтами Тимкину располосованную икру на левой ноге.

— Кокой хороший! — окая больше обычного, протянул Бестужев, глядя на друга. — Фельдмаршал Кутузов одноглазый. Вылитый Кутузов!

— Постой, с кем же тебя сравнить? — задумался Антон, держась за белозабинтованную, словно в чалме, голову. — Может, с моим земляком?

— Кокой токой земляк?

— Нестор Махно. Тоже куцый на ногу, прихрамывал вроде тебя.

— Сопоставил ужо! — деланно обижаясь, улыбался одними глазами Бестужев.

Ну вот и повеселели матросы.

В краснокирпичном доме, где располагался штаб островного укрепленного района, в этот час проходила несколько иная беседа. Командир укрепрайона, грузный темнолицый армейский полковник, усадив Гасанова в плетеное кресло, потирая руки, расхаживал по кабинету, говорил:

— Сам бог вас послал, чистое слово! Недавно закончили установку батарей, а людей нет. Лично рассудите: по всему побережью укрепленные точки. Отовсюду можно ожидать высадки, везде глаз да глаз необходим, руки нужны. Особливо артиллеристы — вот как требуются! И тут — вы! — Он готов был обнять Гасанова. Но не обнял, только ладони положил на плечи. — Решал головоломку: как два разделить на пять и чтобы везде было поровну, по целому. Наказание, чистое слово! Принимай, брат, батарею. Бери, командуй. Расставь людей, как сочтешь лучше. Причем учти, ваши же орудия, морские. Что тебе еще надо?! — уговаривал Гасанова. — Учить-переучивать матроса не придется. И боезапас в порядке. В бетонированных погребах. Транспортеры имеются. Все, как на пароходе, чистое слово!

Гасанова особенно неприятно покоробило это «как на пароходе». Разве позволительно военный корабль путать с каким-то пароходом. И вообще не приглянулся ему этот болтливый полковник. «Тюря сухопутная, — подумал о толстяке. — Ну, да ладно, время все выяснит. Это и лучше, что сразу в дело. Надо занять матросов, отвлечь от потрясения. Может, быстрее придут в себя… А на материк-то, видать, теперь не скоро выберемся».

— Как там на Большой земле? — кивнул Гасанов в восточную сторону.

— Фиговое дело, друг мой. Таллин бы удержать.

— Вон куда зашло!

— Чистое дело, брат мой! — Зачем-то понизив голос, склонясь над капитан-лейтенантом, полковник сообщил: — Таллин приказано не сдавать. Куда уж! Столько потеряли: и Виндаву, и Либаву, и Ригу. Не знаю, что и осталось.

Гасанов встал. Рослый, прямой, узколицый, он решительно надел фуражку, ступил в сторону двери.

— Разрешите идти?

— Ступай, друг мой. Разыщи на батарее Митрохина. Он передаст объект. — Вдогонку напутствовал: — Держись по-матросски!

Вместе с Додоновым Гасанов расписал личный состав по боевым постам. Баляба и Бестужев, как того и хотели, попали вместе: приписаны к каземату боехранилища. Спускаясь в бетонированное подземелье, где на деревянных стеллажах накатаны снаряды, где длинные цинковые ящики, в которых пороховые заряды хранятся, они долго обвыкали глазом к темноте. Тусклый свет лампочки, питаемой батарейками, высвечивал вокруг пространство метра на полтора-два. Дальше — черная стена подземельного мрака.

— Могилой попахивает, — заключил Бестужев. — Не робей, Антон, здесь осколком не достанут. Ежели саданут прямым — тоже хорошо: ни ноги, ни носа не собрать. Не робей!

— Утешил. Спасибо твоему батьке в шапку.

Три башенных орудия были установлены неподалеку одно от другого. Под каждым вынут мягкий грунт до каменной породы, положены бетонные подушки. Кроме того, что орудие с прислугой защищено бронебашней, перед ним еще и валуны накатаны. Дальше — обрыв метров шестьдесят — семьдесят. Внизу море поигрывает в склизких, позелененных водорослями камнях. Сверху батарея затенена густыми кронами высоких сосен. Маскировка — лучше не придумать. И к жилью, к тесовым домишкам, где разместилась команда, от батареи недалеко. На рослой сосне гнездо оборудовали — что-то вроде корабельного марса, куда сигнальщика-наблюдателя посадили. Телефон ему полевой поставили, отведя шнур в укрытие, вырытое для командира Гасанова. Мало тревожимые противником, начали обживаться, понемногу приходя в себя.