Читаем Потаённые страницы истории западной философии полностью

В статье предпринимается попытка выявить оригинальные идеи Аристотеля в отношении языка и знаков. Анализ показывает, что Аристотель не относит слова к знакам. Можно сказать, что Аристотель под «словом» понимает заглавие рассказов о вещи. Получается так, что слово не только объединяет множество рассказов под видом общего имени, но и предполагает силлогизмы из самого себя, из «логоса». Слово, внутри которого нет других слов (рассказов), не является словом. В отношении знака позиция Аристотеля тоже оригинальна: он исключает из числа знаков всё, что только можно исключить: изображения, слова, сигналы, указатели, шифры, приметы. Понятие знака определяется Аристотелем либо в отношении памяти, либо в отношении умозаключения. Связь слова и знака в том, что слово помечено «знаком для памяти» (имя) и способно быть «знаком для умозаключения» (как термин силлогизма). Аристотель выводит слово за пределы устной и письменной речи, но сближает с изобразительностью и визуальностью.

Трактат Аристотеля «Категории»: слово и знак

Трактат Аристотеля «Категории» в истории философии имеет плохую репутацию: его либо отказываются понимать, либо пытаются сделать переложение под тот или иной «изм». В статье предпринят другой подход: в «Категориях» есть ключевое слово, которое веками остаётся без внимания. Это слово «сказанное», которое не следует понимать буквально, будто кто-то чего-то сказал. Категории относятся к «сказанному», но не человеком и даже не языком. Вещи «сказываются» сами собой; человек в своём языке выступает лишь переводчиком с «языка вещей» на «язык людей». Животные, соответственно, «язык вещей» переводят на свой «язык зверей». В философии Аристотеля «метафизика» исходит из понимания того, что вещь всегда в слове, а слово-в-вещи. Это не смешение по недомыслию слов и вещей, а иное понимание «метафизики», включая вопросы философии языка.

Переход Сенеки от Платона к Аристотелю: проблема вкуса и совести

В истории философии Сенека известен в качестве представителя стоиков и «академиков», последователей Платона. Но есть один случай, когда Сенека не только расходиться в своём мнении со взглядами Платона, но резко критикует самого Платона. Это вопрос о соотношении блага и чести. «Благо» у Платона в иерархии идей занимает высший уровень: всё из Блага. Сенека, столкнувшись с проблемой воспитания Нерона, приходит к выводу, что без чести идея блага перестает быть благом. Понятие чести в форме «прекрасного поступка» служило основой в этике Аристотеля. В итоге Сенека путем соотношения понятий благо (Платон) и честь (Аристотель) вводит в философию новое понятие: «совесть». Совесть в понятии Сенеки как единство чести и блага однозначна для всего человечества, но существует не во всяком обществе. Совести в обществе нет тогда, когда либо нет норм поведения, либо их больше одной. В этом смысле совесть есть такая норма поведения, которая одна на всё человечество – подобно «прекрасному поступку» из этики Аристотеля. Аристотель вполне отдает себе отчет в том, что понятие «честь» есть понятие сословное, но это не исключает заимствования другими сословиями, вплоть до домашних слуг. Честь возникает только в одном сословии, но заимствоваться может всеми остальными. Точно так же совесть у Сенеки. У Аристотель «честь» и «прекрасный поступок» существуют друг через друга, поэтому при переходе к эстетике возникает связь совести и хорошего вкуса. Хороший вкус столь же определён, как и совесть. Хороший вкус восходит к абсолютности совести, приобретая тем самым безотносительный характер.

Апология гегелевской диссертации «Об орбитах планет»

Гегелевская диссертация «Об орбитах планет» обычно рассматривается либо как неудачная попытка умозрительного философа сказать свое слово в астрономии, либо как малозначительные подготовительные материалы к будущей «философии природы». Однако, диссертация Гегеля совсем не об астрономии и не совсем о философии природы; она о возможной в будущем «большой физике», основанной на иных принципах, чем традиционная европейская наука. Под предлогом критики ньютоновской «силы всемирного тяготения» Гегель прокладывает путь к «философии духа», ближайшим итогом которого оказались «Феноменология духа» и «Наука логики».

В качестве объекта критики для своей диссертации Г. Гегель избрал трактат И. Ньютона «Математические начала натуральной философии». С точки зрения Гегеля, И. Ньютон не мыслит физически; он всецело поглощён вычислениями в физике. Отсутствие собственно «физического мышления» в физике и замена его математическим мышлением (на примере И. Ньютона) стало предметом диссертации Г. Гегеля «Об орбитах планет». Посыл гегелевских рассуждений сводится к тому, что при переходе от физики на Земле к физике в космических масштабах феноменология физических явлений будет иной. В частности, орбиты планет могут иметь совершенно иную феноменологию, чем это представляется астрономам на основе «карт звёздного неба».

Язык и проблемы спекулятивности в философии Гегеля

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука