Потаённые страницы истории западной философии

Г. Гегель, приступая к своей диссертации, был полностью уверен в том, что «сила всемирного тяготения» является вспомогательным построением для вычислений в области астрономии, совершенно аналогичным, например, построениям Эвдокса с его двадцатью семью сферами. Вникая в проблемы физических расчетов, Г. Гегель без особого труда обнаруживает в рассуждениях И. Ньютона ложные аналогии, в результате которых И. Ньютон проводил параллель между силами при раскручивании человеком груза на веревке, с одной стороны, и вращением планет вокруг Солнца, с другой стороны. При вращении груза на веревке (обращение к бытовым примерам для И. Ньютона типично) возникает центробежная сила, которая требует компенсации за счет усилий человека. Если вращать груз долго, то, очевидно, человек начнет уставать. В случае с орбитами планет ситуация иная: совсем не факт, что Солнце тратит свою силу на движение планет по их орбитам и «устает» их удерживать. Это тот самый случай, который в истории физики повторился два столетия спустя, когда возникла необходимость признать возможность «стационарной орбиты» при построении модели атомов. На «стационарной орбите» движение электронов вокруг ядра является «естественным», как бесконечное движение по кругу у Аристотеля. В атомной физике никто не вычисляет «центробежные» и «центростремительные» силы – таких там просто нет, тем более на «стационарной орбите».

Вздорность ньютоновской аналогии между движением планет вокруг Солнца и раскручиванием груза на веревке отнюдь не требовала от Г. Гегеля знания не существующей еще атомной физики, не требовала даже особых прозрений. Так, уже детские игрушки типа вращающегося волчка демонстрировали тот эмпирический факт, что раскрученный волчок не требует постоянного приложения силы для сохранения скорости вращения, поскольку он останавливается исключительно под действием силы трения, без которой вращение было бы сколь угодно долгим. При вращении «абсолютно твердого тела» в форме диска (таковы по форме детские игрушки типа «волчок» или «юла») центробежные силы, возникающие симметрично относительно центра вращения, взаимно уравновешивают друг друга, от чего существование центростремительной силы, «исходящей из центра», уже не требуется. Эта простая аналогия с детской игрушкой позволяет ставить вопрос о физике орбит иначе: не является ли, например, орбита планеты не воображаемой траекторией, а «абсолютно твердым телом» (в форме кольца или диска) с точки зрения какого-либо реального «наблюдателя», а не звездочета с картой звездного неба. Никого же не удивляет, что движущаяся точка может образовывать линию, а движущаяся линия – плоскость.

Собственно, Г. Гегелю не было необходимости развивать физические концепции, поскольку аналогии с орбитами планет могут носить даже эстетический характер: из того факта, что зрители кругами ходят вокруг статуи, совсем не следует, что между ними и статуей существует «сила всемирного тяготения». Не случайно еще в «Первой программе немецкого идеализма», подготовленной то ли Гегелем, то ли при его соавторстве, были такие строки: «…высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический… Люди, лишенные эстетического чувства, а таковы наши философы, – буквоеды» [Гегель 1972, 212]. При «научном сектантстве» (термин У. Джеймса) физика не сопрягается с эстетикой, между тем гуманитарии в натурфилософии тоже могут настаивать на своем: «Есть, однако, в природе признаки, – писал Д.С. Лихачев, – указывающие на существование внеприродного и внечеловеческого сознания…» [Лихачев 1996, 13], поскольку «искусство существовало до человека, оно есть в природе» [Лихачев 1996, 24].