Читаем Потаённые страницы истории западной философии полностью

Критика ньютоновского способа мышления имела для Гегеля символическое значение. Концентрированным выражением этого мышления было излюбленное физиками разложение сил «методом параллелограмма», благодаря которому у И. Ньютона и появилась «сила всемирного тяготения». Уже в опытах Г. Галилея с катанием шаров по наклонной плоскости возникает прецедент замены физической силы (тяжести) вектором силы вдоль наклонной плоскости. С математической точки зрения катящийся по наклонной плоскости шар движется в двух направлениях: по радиусу Земли к её центру и по касательной к ней (то есть «горизонтально»). Но с той же математической точки зрения можно утверждать, что вектор силы вдоль наклонной плоскости, приложенный к скатывающему шару, можно разлагать на любые, сколь угодно произвольные, составляющие: и по радиусу Земли, и по хорде, и даже по движению вверх (ортогонально к наклонной плоскости). Можно даже придумать и ввести в оборот существование особой «силы наклонной плоскости», причем разной в зависимости от угла наклона. Для вычислений такая сила будет реальной, но для понимания физики реальной силой будет только тяжесть; действие наклонной плоскости по смещению падающего тела уже не будет физической силой, а только «рефлексом» всё той же силы тяжести. Для И. Ньютона движение планеты по орбите абсолютно аналогично скатыванию тела по наклонной плоскости; соответственно, планета, двигаясь по орбите, вроде как «падает» к её центру и несется по касательной к ней. Именно против такого способа рассуждений, основанном на векторном разложении сил (произвольным образом) с последующим смешением математического и физического, протестует Г. Гегель.

В рамках «философии природы» вопрос об орбитах планет имел определенный контекст, связанный с качественным изменением физических процессов при смене их масштаба. Современники восторгались И. Ньютоном не только благодаря его удивительным геометрико-вычислительным способностям, но и тем, что он объявил об универсальности законов физики. То есть опыты на Земле можно экстраполировать на весь универсум, причем эта экстраполяция якобы не будет гипотетичною. Тот факт, что при подобной методологии логика и опыт явно вытесняются бытовыми аналогиями, сторонники И. Ньютона предпочитали не замечать. В своей диссертации «Об орбитах планет» Г. Гегель выступает прежде всего против абстрактного, фамильярного по сути, понимания тех или иных «законов природы», вне конкретных масштабов и ситуаций. В этом смысле ситуация с «орбитами планет» конкретно отличается от «вращения груза на веревке», так что нужны другие аналогии и оригинальные гипотезы. В этом контексте вполне допустимо говорить о том, что с физической точки зрения (а не с математической) планеты могут двигаться по своим орбитам, например, точно так же, как поезд мчится по своим рельсам – без всякого «свободного падения тел». Для И. Ньютона подобная аналогия невозможна по той причине, что пространство в его понимании есть пустота; соответственно, орбита планеты не может быть «твердым телом» («рельсами»). Для Гегеля «натурфилософия» Ньютона – на грани ювенального мышления; в конце концов, замечу, орбита планеты может быть пустотой в смысле туннеля в твердом теле (вообще-то так устроен любой каменный дом, в котором роль «рельсов» играют коридоры). Когда современные физики вдруг открывают для себя «темную материю», то это значит только то, что пространство – не только не пустота, но, напротив, «абсолютно твердое тело» коридорного типа с бесчисленными турникетами или светофорами. Этим, собственно, и обусловлена «дискретность» пространства при наличии «протяженности», равно как и конечность скорости света. Естественно, что «абсолютно твердое тело» пространства обусловлено не субстанцией эфира или «строением вещества», а системой запретов, от чего в «Первой программе немецкого идеализма» и появляется мысль об этике в природе. «Здесь я снизойду – пишет автор, – в область физики; вопрос состоит в следующем: какова структура мира как моральной сущности? Мне бы хотелось снова придать крылья нашей медленно шагающей и старательно экспериментирующей физике» [Гегель 1972, 211].

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука