Потерян в море

Собираясь с мыслями боцман прошелся по каюте, на ходу закрыв судовой журнал. Его взгляд скользнул по стенам, остановился на столе. Не отдавая себе отчета, Морган подхватил бутылку и сделал пару глотков рома под изумленным взглядом Фанатика. Остальные пираты редко захаживали в капитанскую каюту. Исключениями являлись только Эр, Саром и Коджо. Но из них троих лишь бывший раб ощущал себя здесь вольготно. Теперь Морган показывался с иной стороны. Он не опасался гнева капитана из-за таких мелочей, словно видел его иначе, чем другие. Это вызвало у Грахго логичные сомнения: для других он был самодуром, способным убить за разбитый бокал, или все робели перед его авторитетом, кроме Гранта?

“Для других ты непредсказуемый безумец. Звери и в тебе видят опасного зверя, а потому испытывают животный страх. Но Морган видит в тебе Сехисмундо, который еще не дошел до конца своей пьесы. Пусть парень никогда и не видел прекрасного творения Кальдерона…”

Слова Отверженного, так непохожие на все то, что корабль говорил прежде, сбили Грахго с размышлений. Он пораженно замер, боясь спугнуть пробившийся сквозь тучи небытия луч мыслей, принадлежавших человеку, коим фрегат когда-то был. Тоска сковала сердце Фанатика. Как он скучал по таким разговорам! Как он скучал по нему. Но вместе с тем Грахго боялся подтолкнуть корабль к мыслям и воспоминаниям. Смогут ли они отомстить и вернуть Отверженного к жизни, если тот соберет свою личность по крупицам, вернув сознание из темноты беспамятства? Он ведь никогда не признавал насилия, предпочитая созидать, а не разрушать. Впрочем, сомнения притихли, стоило фрегату спросить:

“Как я пришел к таким мыслям? Ведь даже не заглядывал тебе в книгу, пока ты читал!”

У Грахго был на это ответ. Он мог рассказать, как Отверженный сам вручил ему книгу, обернутую в темно-синее сукно — подарок на день рождения. Мог вспомнить, как они сидели под сенью гранатов, рассуждая: нес ли Сехисмундо на плечах бремя вины? И была ли она вообще. А мог припомнить, как спорили о влиянии судьбы до хрипа в горле и помятых страницах. Но не стал. Вместо этого он вынырнул из разговора с кораблем, вновь обратив свое внимание на Моргана. Казалось, боцман и не заметил, что какое-то время капитан ни на кого не обращал внимания.

— Морган? — Грахго поторопил его.

— Простите, капитан. Но я понятия не имею, как вам ответить, — боцман обезоруживающе улыбнулся, почесав затылок. — Дело в том, что вы будто с кораблем единое целое. Когда ему больно, вам больно. И наоборот. А еще вы всегда знаете, как повлиять на Отверженного. Поэтому… да, поэтому, я считаю, что главная сила сокрыта в вас, а не в корабле. Хоть он и выглядит в десятки раз страшнее.

Подобный ответ озадачил не только Грахго, но и фрегат. Они оба имели свое мнение на этот счет, далекое от реальности. Капитан, особенно после недавних событий, опасался того, что пряталось внутри корабля. Загубленные души, удерживаемые щупальцами Отверженного, таили в себе невероятную силу, которая, вопреки ожиданиям, страшила Грахго. Да, власть и могущество привлекали пирата, точно сочный кусок мяса перед мордой старого пса. Вот только опыт и осторожность не позволяли схватить его. Фанатик искренне полагал: мощь корабля может разорвать его на части.

Отверженный же, напротив, был приятно удивлен открывающимися возможностями. Никакие сомнения и страхи не терзали могучее тело. Для него все было предельно просто: он сам — сосуд, собирающий и хранящий силу; нити, пронизывающие всех — проводники; а капитан — механизм, направляющий в него эту силу и черпающий ее обратно. Мог бы Грахго существовать без корабля? Отверженный был уверен — да. Он бы нашел иные источники и проводники, ведь сама суть “механизма” осталась бы в капитане. Смог бы Отверженный жить без Грахго? Нет. Он стал бы просто ящиком, судьба которого сгнить рано или поздно. Поэтому фрегат так страшился возможности быть брошенным.

— Простите, капитан, если не оправдал ожидания, — Морган усмехнулся.

Только после этого Фанатик понял, что молчит слишком долго, разглядывая боцмана с удивлением и неверием. Он и забыл, когда в последний раз терял контроль над своими эмоциями. Дернув подбородком, капитан бросил быстрый взгляд на юнгу, что разглядывал стены каюты.

“Им можно доверять,” — Отверженный перестал рыскать в своих воспоминания, в поисках Кальдерона, и вновь стал полноценной частью диалога.

Грахго мнения корабля не разделял. Доверять можно только себе. Жизнь принесла ему столько уроков, что хватило бы с лихвой и на всю команду. Какие-то из них стерлись по прошествии лет, другие горели в памяти ярко. Но Фанатик знал: уроки получал не только он. Все его люди прошли путь не легче его собственного. Это озлобило их, сделало хитрее. Также, как и его, научило доверять только себе.

“Ты ошибаешься. Волей неволей, но доверие у них есть. Не у всех, но у некоторых. Например, Саром. Как бы сомнительно это не звучало, но тебе, Моргану и немного Эру он доверяет.”

— Ничего, Морган. Я просто устал.