Потерян в море

Прикрыв глаза, Фанатик вдохнул привычный жаркий воздух. Ему повезло. Ныне ветер принес только соль моря, согнав вонь пиратского порта. Грахго никогда не говорил, как стал пиратом. Некоторые, кто помнил ублюдка Ортега, знали и так: мужчина перешел с потопленного судна, выбрав жизнь, заодно прикончив прошлого капитана. Но мало кто знал, что судно то было военным фрегатом, а капитан — ближайший друг родителей Грахго.

— Понимаешь, я ведь никогда не хотел стать пиратом. Серебряная ложка во рту — зачем становится морским разбойником?

Грахго обернулся к Мальку, что смотрел на него удивленно и внимательно, боясь пропустить хоть слово.

— Но в тот момент ненависть и жажда жизни затуманили разум… Я не горжусь. Но и не сожалею. И если мне доведется побывать в прошлом, то поступлю точно также. Ведь сейчас я здесь, на собственном корабле, а мои бывшие сослуживцы уже даже рыб не кормят.

Сам того не ведая, Грахго тронул своими словами юнгу. Ненависть. Она ведь тоже помогла мальчишке не опустить руки.

— Капитан, а что стало с пиратом Ортега? — Малёк не отрывал взгляда от Фанатика, понимая: откровения дорогого стоят.

— Он плохо кончил. Моряки вздернули его на реи, а затем и сами сгинули в море.

— А вы? Вы же были в его команде!

— А что я? Сожалею, что не лично затягивал удавку на тощей шее.

Грахго уже не стал говорить, что одного из пиратов Ортега выловила “Жемчужина”. Ох и веселился тогда Ваймс, потешаясь над судьбою бывшего капитана.

— Капитан, — после недолгого молчания, наполненного шумом волн, мальчишка вновь подал голос: — а вы не хотели бы вернуться домой?

Простой вопрос заставил капитана задуматься. Он потер ладонью шею, размышляя. Потом не торопясь произнес:

— Я и так дома.

— Среди убийц и разбойников? — Малёк округлил глаза, не зная, то ли негодовать, то ли расстраиваться.

Фанатик не стал исправлять мальчишку. Ведь домом он считал Отверженного. Его теплые доски и просоленные канаты, тяжелые орудия и величественные мачты, мощные щупальца и уродливую улыбку. Да и, без лукавства, на корабле душегубов было немало. Фанатик сам был одним из них.

— Как ни странно, но среди убийц и разбойников справедливости больше, чем где бы то ни было еще, — Грахго устало улыбнулся.

Путь до капитанства был трудным, опасным и порой удушливо мрачным. Но все зависело только от него. От его выдержки, ума, сообразительности, силы и умению склонять на свою сторону других. Там, в Валенсии, побеждал лишь тот, чей кошелек был толще, а родовое дерево имело больше побегов.

— Я не вижу здесь справедливости, — очень тихо произнес юнга, поникнув.

— Почему?

— А что справедливого в том, что какие-то немытые свиньи убили мою матушку и потопили целый корабль добрых людей?

— Тебя терзает потеря добрых людей или матери? — Грахго с иронией заглянул в глаза Мальку, чьи уши предательски порозовели. — Расскажи. Я не буду осуждать или насмехаться. У меня достаточно собственных демонов, чтобы принять твоих.

Мальчишка какое-то время зло и упрямо смотрел в лицо капитану, а потом не выдержал. Слишком долго он хранил все в себе.

— Мы переплывали океан. Бог был милостив, отгоняя тучи и наполняя паруса попутным ветром. Как говорил… — Юнга запнулся, не в силах вспомнить, как звали молодого моряка с щербатой улыбкой. То ли Бенито, то ли Берлуцио, а может и вовсе как-то иначе. — В общем, мы были почти на месте, когда напали пираты. Часть команды они вырезали. Срубили мачту, и забрали еду. Нас с матерью спрятали меж бочек с чистой водой, но пираты забрали и их, а там увидели нас.

У Малька заблестели слезы, но он зло вытер их рукавом. Рассказывать дальше было сложнее, и юнга набирался духу. С каждым словом в ушах все громче звенели крики.

“Милостив Бог был, как же,” — ядовито произнес фрегат. — “Подозреваю, что случилось дальше. Не удивительно, что мальца так штормит теперь.”

— Они перетащили нас на корабль. А потом… потом раздели матушку и…

— Заставили смотреть? — Грахго обошел стол, опустившись на стул рядом с Мальком.

Тот, не в силах произнести что-либо, только кивнул. Фанатик растер подбородок ладонью, размышляя. Почерк Ваймса угадывался без труда. Если мальчишка принадлежал к благородной крови, то Эди с легкостью мог насладиться молодой женщиной, не церемонясь, а после отдать ее команде. Ребенок и так дорого стоил. Зачем оставлять его мать, а после все плавание отгонять от нее особенно охочих матросов?

— Она так кричала, капитан! — Юнга вскинул голову, с болью смотря на Грахго. — Я ведь укусил одного из них, а за это они…

Малёк не смог договорить, и Фанатик подтолкнул к нему вино, принуждая выпить, тот не стал сопротивляться. Осушив бокал, мальчишка едва слышно прошептал:

— Я молил Бога о ее скорой смерти. Чтобы избавил…

— И что он ответил?

Голос капитана звучал глухо. Он едва сдерживался, чтобы не высмеять упоминания юнги о Господе. Ему не было жаль бедную женщину, но Фанатик понимал обреченность ее сына.

— Что, капитан?

— Исполнил Бог твою мольбу?

— Нет. Смерть настигла ее не скоро.

“Потому что молился вовсе не тому,” — зловеще заметил Отверженный.