Потерянная, обретенная

Обнимая и гладя ее по узкой вздрагивающей спине, я думала, что мы поменялись местами. Это я должна была плакать на груди своей матери после первой любовной неудачи!

Но, видимо, все не как у других в моей жизни…

Неведомая мне невеста была на десять лет моложе моей матери, даже моложе того возраста, который мать считала нужным озвучивать. Она была красива, утонченно воспитана, блестяще образованна. И была дочерью английского лорда, а также вдовой английского лорда и невесткой английского лорда. Нашего Боя прельстила кроткая Диана в куколе сестры милосердия…

– Он разлюбил меня, – шептала Шанель омертвевшими губами. – Теперь он любит ее. Это невозможно, невозможно вынести!

И я сказала то, чего она ждала от меня:

– Он не мог полюбить никого, кроме тебя. Никто не может полюбить другую, если в его сердце уже есть ты. Он просто заключил подходящий союз. Он вернется.

Я имела право это говорить. Я могла так думать. Как в тумане проносились передо мной грезы: замок, окруженный вековым парком и зелеными лугами, по которым бродили стада тонкорунных овечек… Скромная брачная церемония в маленькой фамильной церкви, старинная кружевная вуаль, закрывающее лицо невесты. Ее кроткий взгляд, дрожащая маленькая рука, ясное колечко поверх тонкой перчатки, благоухание белых лилий… Нестерпимо банальный антураж дамских романов, который наверняка представлялся в эту страшную минуту моей матери. И поэтому я повторяла:

– Это брак по расчету. Он не может разлюбить вас. Он не смеет.

Постепенно мама пришла в себя. Она уже не лежала на моих руках, а сидела на кровати с жестко выпрямленной спиной, с новой, непривычной складкой рта, которая останется у нее навсегда и будет портить ее красивое лицо.

– Он приехал… Я все поняла, прежде чем он успел произнести хотя бы слово. При нем я не плакала, я держала себя в руках. Какое счастье, что у меня есть ты, Вороненок! Я могу плакать перед тобой, ничего не опасаясь!

Несмотря на тоску от того, что больше не увижу Боя, в эту секунду я была совершенно счастлива. Вопреки тупой, ноющей боли в груди и разливающейся по телу слабости. Я была нужна своей матери!

– Он вернется, – повторяла я.

– Что ты об этом знаешь, Вороненок, – грустно усмехнулась она, поправляя волосы. – Еще меньше, чем я. Хотя это, кажется, невозможно. Я не стану его ждать. И мне нужно срочно переехать.

Она жила в то время на бульваре Мальшерб. Я почти не бывала там, предпочитая встречаться с матерью в ателье.

– Я присмотрела себе квартиру на набережной Билли. Хочешь поехать туда вместе со мной?

Обычно, когда она так спрашивала, в ее тоне слышался приказ. Теперь же это была мольба. Я поехала с Шанель к мосту Альма, где была ее новая квартира. Мне там не понравилось. Ужасный будуар, весь увешанный зеркалами, точно в борделе. Два цвета царили в квартире: черный и золото. Золотой Будда смотрел на меня с неприятной, ехидной улыбкой. Еще меньше мне понравилась женщина, которую мы застали в квартире. Ее звали Миссия Серт, мать называла ее Мися. Эта женщина с ее дородным телом, крупно вьющимися рыжеватыми волосами и ярким лицом, на котором особенно выделялся хищный рот, сразу произвела на меня неприятное впечатление, которому потом суждено было утвердиться. Она оказалась подругой Шанель. Поэтому, наверное, нужно побольше о ней рассказать.

По происхождению она была полька. Ее рождение сопровождали трагические обстоятельства, о которых она любила порассказать. Не знаю, что в них было правдой, а что вымыслом эксцентричной дамочки. Но она утверждала, что ее мать, дочь великого виолончелиста Серве, в чьем доме подолгу гостили Ференц Лист, Гектор Берлиоз, а также неподражаемая Жорж Санд, влюбилась в модного скульптора Киприана Годебского, вышла за него замуж и, будучи на восьмом месяце беременности, была покинута мужем ради ее родной тетки! Софья едет в страшную заснеженную Россию, где любимый муж выполняет заказы царского двора, а заодно предается амурным приключениям. Зачем она так поступила? Да бог их знает, этих женщин с тонкой душевной организацией! Хотела вернуть мужа? Посмотреть в глаза вероломной родственнице? Во всяком случае, результатом поездки стали преждевременные роды и скоропостижная смерть молодой матери. Впрочем, сиротке не пришлось расти под присмотром сестер милосердия. Ее нянчили бабушка и дедушка; она сидела на коленях у великих музыкантов и тянулась к клавишам пианино. Она рано приобрела вкус к богемной жизни: отец менял жен, таскал ее от мачехи к мачехе, она много путешествовала, музицировала, ничего ее не беспокоило, в том числе мысли о завтрашнем дне. Она вышла замуж за богатого кузена, который покровительствовал художникам. Ее рисовал Ренуар. Кузен ей скоро наскучил – она унаследовала неверную натуру отца. К тому же разгульная жизнь порядком опустошила его кошелек. Тут же ей подвернулся толстяк-банкир. Говорили, что он предложил мужу отступного, и тот согласился. Новый муж ввел ее в круг писателей и журналистов, продажных женщин и сомнительных игроков. Со смехом Мися говорила: