Не будем занимать читателя долгими описаниями его музыкальных побед и достижений в Париже – они были, хотя и не в таких количествах, о которых он мечтал и которых заслуживал. Глинка познакомился с ведущими музыкантами Европы и, в свою очередь, произвел некоторое впечатление на парижан. А самое главное – впитывал новые музыкальные веяния Европы и знакомил европейских музыкантов со своими оригинальными идеями.
Удачно складывалась здесь и личная жизнь: Глинка уже не стремился жениться, его привлекали свободные, необременительные для обеих сторон отношения (сейчас это назвали бы гостевым браком). После расставания с ангелоподобной блондинкой, единственной своей законной женой Марьей Петровной, он возненавидел всех блондинок: они казались ему лживыми. Будучи в Андалузии, он сетовал на неожиданно большое количество светловолосых дам среди андалузок.
Да, Андалузия тоже стала близким ему местом: пожив год во Франции, он перебрался в Испанию, которая принесла еще больше радости разнообразием природы, людей, музыкальных впечатлений, подарила новые возможности легких и увлекательных любовных встреч. Он нашел себе прекрасного проводника по Испании. Некий дон Педро за небольшую плату устраивал его дела, руководил путешествиями.
В Испании композитор провел два года, переезжая из одной местности в другую. Из крупных музыкальных произведений там была создана только «Арагонская хота». Однако музыкальные знания и впечатления, полученные во Франции и Испании, послужили основой творчества композитора в последующие годы.
Весть о долгожданном разводе Глинка получил, будучи в Испании. Сам удивился, что воспринял новость почти равнодушно. Роман с черноглазой исполнительницей арагонских песен Долорес увлекал его в тот период гораздо сильнее, чем известие из петербургского суда.
Между тем матушка требовала его возвращения в Россию. Он не хотел ехать – как жить в Петербурге? Его бывшая супруга проживала там же, в Кронштадте; при одной мысли о возможной встрече ему становилось плохо. «Отдалиться от мест, связанных с печальными воспоминаниями, переменить окружающую обстановку и много работать – вот одно-единственное лекарство от нравственных страданий», – думал он.
Все же за три года путешествий композитор окреп, и летом 1847 года нашел в себе силы вернуться. Надеясь на скорое возвращение, он захватил с собой своего веселого испанского компаньона дона Педро.