В этот вечер Елена Семеновна долго не засыпала. Она отказалась от снотворного, которое предлагала Юля, – хотелось подумать в одиночестве. Сама Юля приняла двойную дозу. И действительно помогло – заснула.
Когда Шварц через час заглянула в ее комнату (все ж беспокоилась: как она перенесла день похорон), Юля спала, обнявшись с Сэнсэем («Вот тоже интересно, – думала Леля. – Он ее как-то сразу полюбил. Скорее всего, помнит ее приезд в прошлом году. Не может же он помнить разговоры по скайпу?! Хотя кто их, кошек, знает»). В общем, Елена Семеновна, как и хотела, осталась совсем одна и думала, вспоминала. И чем больше она вспоминала, тем острее ее царапало то, что Виктор Ардон подарил Нине эти старые ноты.
С Витькой она была знакома с детских лет: в подростковые годы, в тот период, когда гормоны прут, а ума еще мало, были в одной тусовке, танцевали под магнитофон запрещенные твист и рок-н-ролл в подвале бомбоубежища. В том возрасте они все были в кого-то влюблены – точнее, им так казалось. Была ли она в Витьку влюблена? Пожалуй, нет. За ним девчонки бегали, конечно, но ведь и она, Леля Шварц, не лыком шита. Ничего серьезного там, конечно, не было: твист, совместно выкуренная сигарета… А Нинке он нравился? Этот вопрос теперь тоже стал Лелю занимать. Вряд ли. Нинка была выдумщица, хохотушка, без царя в голове совсем… Много парней вокруг нее в ту пору вертелось, и Витька не более других.
Ну, бомбоубежище скоро прикрыли, повесили большой замок, и компания распалась. Леля занялась учебой. Нинка, напротив, ушла из школы после девятого класса, стала работать контролером на льнокомбинате. А Витька? Его Леля теперь редко видела – если только случайно где-нибудь… Он поступил в музучилище, у него обнаружились большие способности к музыке. В конце семидесятых служил в филармонии, давал сольные концерты… Леля однажды ходила на его концерт, со вторым, кажется, мужем, – слушала, аплодировала, думала, что будет гордиться знакомством. Но потом он как-то не оправдал ожиданий. Тут и время свою роль сыграло: началась инфляция, зарплаты не платили, на концерты люди перестали ходить. Кажется, его из филармонии уволили. Выпивать, говорят, стал, связался с нехорошей компанией…
Леля встала, набросила халат и вышла в кухню. Заварила растворимый кофе, достала конфеты и остатки принесенных Потаповым круассанов, помазала зачем-то круассан маслом, положила сверху кусок сыра («А, ладно, если уж вредное, то одно к одному, – подумала она. – Иногда можно»). Запахло вкусно. Леля села на стул и, помешивая кофе ложечкой, стала думать дальше.
У нее тоже было одно воспоминание, в котором фигурировали старые ноты и Виктор Ардон… Началось все с Дубовецкого. Вениамин Дубовецкий был ее соседом по лестничной площадке. Когда-то, еще давно, родители Лели дружили с матерью Вениамина, Евгенией Александровной. Леля с Веней не дружили – он был старше и какой-то сумрачный, у него своя компания имелась. Но, впрочем, и не ссорились. Однажды, уже став вором, Веня сказал Леле: «Если будет кто-то на тебя наезжать – скажи. Я заступлюсь. По-соседски». Это уже когда и его мамы, и родителей Лели не было в живых. Кажется, это в конце восьмидесятых было… да, она с третьим мужем в это время разводилась.
К Вене за помощью она, конечно, никогда не обращалась, да и не было повода. Она осторожная была, соображала хорошо. А с нотами… Это случилось, когда Дубовецкий умер – точнее, его убили в какой-то разборке. Уже в девяностые было дело. Хоронили его друзья (их оказалось неожиданно много), позвали оркестр – марш Шопена играть при выносе. Двери квартиры Дубовецкого были распахнуты, там толпился народ. Заходили – выходили, несли цветы… А на площадке, рядом с Лелиной квартирой, курил Витька Ардон – он с оркестром похоронным пришел. Кажется, он и руководил этим оркестром. Она с ним нос к носу столкнулась, когда возвращалась домой из магазина. Поздоровались, конечно. Он пояснил, что Дубовецкого знал («Хороший был парень», – запомнилось Леле), но сейчас здесь с оркестром. Леля тогда еще подумала: «Вот до чего докатился – в похоронном оркестре подрабатывает. А ведь сольные концерты давал!»
«Что же дальше? Кажется, он сразу сел за пианино, стал наигрывать…» – Леля покрутила чашку с остатками уже холодного кофе. Выплеснула эту бурду. И опять, вскипятив воду, сделала такой же, растворимый – в нем кофеина больше.