Потерянная рукопись Глинки

«Потом появились эти ноты, вот что!» – она откусила конфетку и задумалась с чашкой в руке. И опять как фильм перед глазами… Вот как это было. Витька что-то наигрывал одной рукой, взгляд его рассеянно скользнул по открытым нотам, стоявшим на пюпитре, – Леля вчера разучивала (она не хотела терять навык игры на фортепьяно, играла иногда, и давние заброшенные ноты решила разучить). Это были старые рукописные ноты, которые много лет назад подарила Леле бывшая одноклассница, Вера Фогельсон. С Веркой они никогда особенно не дружили, но при встречах общались, а тут, лет этак через десять после окончания школы, она позвонила и вручила эти старые ноты: сама Фогельсон не играла, ей их какой-то родственник или знакомый отдал. Леля приняла подарок с благодарностью: ноты тогда вообще были дефицитом, не помешают. Но потом как-то забыла про них: события личной жизни полностью поглощали: Леля тогда во второй раз замуж выходила.

Да, так и было! Витька стал играть с листа, лицо его изменило выражение.

– Открой дверь, пусть послушают! – приказал он строго. – Веньке эта музыка подойдет, пускай с ней его уносят!

Она распахнула входную дверь. Люди на площадке оглянулись, стали прислушиваться. Из открытой настежь квартиры Дубовецкого стали подтягиваться другие. Стояли без шапок, опустив голову. Затем какой-то коренастый седой мужик без спроса вошел в Лелину квартиру и, сделав в ее сторону успокаивающий жест, сказал Витьке:

– Это и играй. Сейчас выносить начнем, не надо Шопена, играй это. Погромче.

И Витька играл. Леля распахнула вторую створку двери, чтобы по всему подъезду слышно было. На лестнице происходило движение: топая, спускались с четвертого этажа люди, несли гроб… Но музыку этот шум не заглушал. Она парила надо всем. Это была странная мелодия – печальная и веселая, гибнущая и побеждающая… И всегда свободная.

Похоронная машина с двумя автобусами провожающих отъехала, дверь в квартиру Дубовецкого закрыли. Витька все сидел возле пианино, хотя уже не играл. В одну точку смотрел.

– А ты чего на кладбище не поехал? – спросила Леля.

– Я уже проводил, попрощался… Откуда эти ноты у тебя? И чья это музыка?

– Ноты одноклассница подарила, Верка Фогельсон – может, знаешь ее? (Витька отрицательно покачал головой.) А что за музыка, Верка сама не знала: она и играть не умеет, не училась никогда. Ей тоже кто-то отдал.

– Интересная музыка. Похоже, это девятнадцатый век. Романтизм чувствуется. И конечно, по народным цыганским мотивам. Ладно, я пошел. Извини, что побеспокоил. – Виктор поднялся со стула.

Леля замялась.

– Слушай, Витька, если тебе эта «Цыганская фантазия» так понравилась, так я тебе ноты отдам. Мне они не очень нужны. Я и играю-то редко.

– Правда? – обрадовался музыкант. – Что ж, спасибо, Леля. Если действительно тебе не нужны, то я возьму – мне музыка очень понравилась.

И он ушел с нотами.

И вот теперь Леля думала – похоже, эти самые ноты Виктор Нине подарил. Узнать бы поточнее.

Глава 26. Беглец Ванька Зябрин

Прошел месяц, август наступил, дожди участились. Поля почти все были убраны, сено собрано в стога.

Глинка не считал себя хорошим хозяином – не то чтобы он плохо разбирался в сельском хозяйстве, но просто не хотел погружаться в скучные хозяйственные проблемы. В Починке у него было довольно много крепостных, без малого двести душ; мужского пола несколько меньше, чем женского. Отношения между владельцами и крепостными были хорошие; жили глинковские крестьяне неплохо – все хозяйские работы выполняли и за своим наделом успевали следить. Занимались хозяйством преимущественно Стунеевы, сам Глинка не вникал. Случалось, впрочем, что о хозяйственных или крестьянских делах говорили за обедом, тогда композитор волей-неволей прислушивался.

В тот день обед накрыли в доме, так как стояла непогода, на веранде было сыро.