Потерянные имена, чужие тени

Потом вывернулась из его рук и снова села за письменный стол. Лучан еще немного постоял у окна, постукивая пальцем по раме.

Посмотрел на толстый шнурок шрама, змеившегося по левой ладони. Такие же шрамы уродовали тонкую ладонь Тию и мягкую – Иона-младшего. Раны, которые они нанесли себе в ту ночь, чтобы полить алтарь кровью и вымолить Корнелию разрешение вернуться, заживали плохо. Словно старые Хранители изо всех сил тянули себе каждую возможную каплю крови и силы.

Ох, и досталось им троим тогда за эти раны.

– В конце концов, – сказал Лучан, – это ведь не первый раз. Этой же весной было? Они долго не писали, а потом выяснилось, что у них украли поклажу на переправе.

Тию фыркнула, вспомнив.

– Ах да… А какое занимательное письмо вышло, когда они наконец отчитались о своих приключениях. Куда там романам госпожи Киапано или Ребенето.

Лучан улыбнулся, глядя, как она оживилась.

– И то сказать, – поддакнул он. – Только Корнелию могло прийти в голову объехать Старый свет, чтобы изучить магических существ. Я думал, ученые всякую вонючую дрянь из колбы в колбу переливают, и все, а эти… ударились черт знает во что… Хотя я рад, что Корнелия отпустили к нам.

– Дело случая, – пожала плечами Тию. – Если бы его начальник не заблудился у нас в подвале, то и переубедить его не получилось бы. И нам тогда повезло вдвойне, если бы не он, то мы бы не разобрались, какие лекарства необходимы, чтобы привести Корнелия в себя.

– И все же Корнелий мог бы не забираться сейчас в такие дикие места, – проворчал Лучан.

Но в его глазах не было осуждения, ни капли. Разве что сожаление, что по определенным причинам он не смог составить им компанию.

Тию отложила перо, и они помолчали, сидя в сгущающихся сумерках, под шум дождя. Тию думала о том, что могла бы по примеру госпожи Киапано написать книгу, а Лучан – о том, что матушка снова звала домой их обоих, и о делах, и еще о том, что Тию забавно хмурится, размышляя.

О том, что Раду прямо сейчас, может быть, вовсю отбивается от северных дикарей, а Корнелий записывает какое-нибудь неимоверно важное наблюдение.

И еще немного о том, что пора перековать лошадь – стала прихрамывать.

Конец

Дополнение. Зимний костер

***

Эта история произошла в самую длинную ночь в году, на зимнее солнцестояние, задолго до основных событий.

***

Это могли быть разбойники, коротающие ночь в чаще, далеко от хоженых троп. А то и хуже, шайка мародеров из местных, ничего не боявшихся, злобных, испорченных ублюдков. Могли быть солдатики из королевского войска: они-то, даже если и не поделятся похлебкой и теплой одеждой, от костра не прогонят, и не отберут последнее. Хотя и солдаты разные бывают, некоторые что твои разбойники, оборванные и нищие, до чужого добра жадные.

А то и проще – всего лишь крестьяне, перебирающиеся в безопасные места, подальше от сгоревших домов и вооруженных стычек.

Могли быть – но не были. У затухающих углей лесного костра, под черными сплетенными ветвями деревьев, собрались зимние духи. Огонь, верно, украли. У них-то ни умений, ни смелости разжечь его не хватило бы. Они жались поближе к мерцающему свету, протягивая лапы и руки к теплу. Странные, невиданные существа собрались в самую длинную ночь в году со всего леса, одни косматые как звери, другие на людей похожие, разве что высокие чересчур или, наоборот, крошечные, а какие-то и вовсе словно сухие изломанные ветки, коряги, груды сухих мертвых листьев.

Духи наверняка уже знали, что он стоит за стволом дерева, совсем недалеко. Некоторые искоса поглядывали в его сторону, а кто-то даже хихикал и цокал зубом. "Ууу, мням-мням," – послышалось издевательское пришепетывание, будто кто-то палкой ворошил в сухой траве.

Но какая там трава. Декабрь: снег, холод, мертвые деревья. Смешливые летние духи давно спят и видят в своих снах весну, эти же злые, голодные и замерзшие. Да и костер почти совсем потух.

Он-то знал, что вряд ли что-то хорошее будет, когда шел на свет огня. Но стылый воздух пробрал уже до самых костей, а ему позарез нужно было остаться в живых, и для того согреться хотя бы немного. Будь это люди, он бы сумел подкрасться и сначала рассмотреть их издали, придумать что-то – или же пройти дальше, неуслышанным. С духами так не получилось.

Их черные лапы, руки, ветки тянулись все ближе к углям, а те гасли; ночь едва началась, но даже и не всем духам было суждено ее пережить. Тут были и слабенькие, привыкшие к домашнему теплу домовые, чьи дома погорели прошлым днем, когда люди герцога преследовали мятежников, а те, чтобы отвлечь от погони, подожгли по пути деревню. Людей-то спасли, только о домовых духах никто не побеспокоился, ходили теперь по лесу, полусумасшедшие, оборванные.

– Если костер разожгу, пустите погреться? Вреда не причините? – спросил, подходя, путник. Он встал на виду у всей лесной братии, смотрел на них изучающе.