Потерянные имена, чужие тени

– Что вы натворили? – спросила она. – Зачем… зачем вы сюда?.. Это же просто самоубийство! Да что вы тут сделать сможете? Только…

Корнелий протянул руку, чтобы убрать ее снова растрепавшиеся волосы за ухо – так, как делал уже много раз, и Раду замолчала.

– Слушай, – сказал он. – Прости меня. Бестолково вышло, как и все, что я обычно делаю. Никогда не выходит совершить что-то по-настоящему выдающееся. И знаешь, Раду, я вообще против… против самоубийств и самопожертвований и всякого такого. Все, что ты способен сделать, ты должен делать, и делать изо всех сил. А это возможно, только пока ты жив.

Корнелий вздохнул.

– Я сам дурак, но не жалею. Если это плата за то, что бы ты не осталась здесь одна, так что уж…

– Мне это не нужно, – сказала она. – Мне не нужно, чтобы вы умирали из-за меня.

– В самом деле? А Тию, по-твоему, нужно, чтобы ты из-за нее умерла? Или Лучану? Если ты воспринимаешь все с точки зрения долга, так считай, что и ты нам должна жить.

В их разговор вмешались. Более теплый и звучный голос Велеу-целителя произнес:

– Мы примем твою жертву, человек. Отдай свое создание. Ты пришел просить за девушку, поэтому мы можем отпустить ее. Но у нее уже не будет ничего из того, что мы прежде ей дарили.

Прежде чем Корнелий успел ответить, гомункулюс соскочил с его плеча и пробежал в ладонь, указывая в сторону алтаря.

Корнелий смотрел на него – безымянное создание, странное существо, самозародившееся в результате его, Корнелия, желания. Его пропуск в этот мир, который, он, впрочем, и так уже испортил.

– Только если ты согласен, – прошептал он.

Сделав несколько шагов, Корнелий опустил гомункулюса на серую щербатую поверхность камня. Помедлив мгновение, разжал пальцы, выпуская его.

Затем он вынул из кармашка часы, отстегнул цепочку и положил рядом.

– Пожалуйста, не обижайте его, – сказал Корнелий, чувствуя себя трусом и предателем. – И часы… они тоже из другого мира. Может быть, вам будет интересно.

– Мы принимаем твою жертву, – прошелестел голос, и Корнелий не смог понять, кто это говорит. – Мы не станем препятствовать этой душе вернуться. Как и твоей, потому что за тебя попросили на той стороне. Трижды пролили кровь, и этого нам хватит.

Раду схватила его за руку и заставила поклониться.

– Благодарим вас, о хранители, – напряженно и торопливо сказала она. – Неоценима ваша милость и благость, да славится имя ваше и деяния ваши в годах и…

Ледяной смех прервал ее.

– Достаточно, – сказала Хозяйка мертвых. – Слова эти пустые… мы слышали их множество раз. Уходите оба.

Раду немедленно потащила его за руку прочь, а Корнелий, напоследок обернувшись, посмотрел, как чьи-то руки бережно берут свернувшегося калачиком гомункулюса.

Затем поляна потонула в белесой молочности тумана.

Раду указывала путь, который видела четко, как она уверяла. Перед Корнелием был только туман.

Они блуждали и блуждали, пока Корнелий не заставил Раду остановиться, выдернув свои пальцы из ее ладони.

– Хватит, Раду, – сказал он. – Это же ясно. Ты должна выйти без меня. Мне некуда идти… если тело умирает.

– Но они обещали!..

– Что не будут мешать, – кивнул Корнелий. – Иди, Раду.

Раду упрямо покачала головой, потом шагнула к нему и крепко обняла, уткнувшись лицом в грудь. Корнелий почувствовал, как дрогнуло сердце – воображаемое? Настоящее?

– Иди, Раду, – повторил он, обнимая в ответ. – Ты выберешься и спасешь меня, верно? Тогда и я смогу выйти. Я нарочно так сделал, прости. Знал, что тебя иначе не уговорить.

Он подтолкнул ее вперед.

– Иди следом, – сердито сказала Раду, пряча за этим тревогу, – иди за мной следом и не вздумай сворачивать.

Корнелий улыбнулся ей в спину.

– Как скажешь, – легко согласился он.

У него не было сожалений и не было страха. Он знал, что Раду сделает все возможное и невозможное для него, но главным было то, что она очнется и будет жить дальше.

Быть может, не встреть он тогда этих двоих, то сейчас он был бы в своем мире, в безопасности. С любимой работой. В скуке и пустоте.

– Я рад, что нам довелось встретиться, – сказал он.

Но перед ним уже никого не было. Белый туман сомкнулся вокруг.

Эпилог

С пера сорвалась капля и растеклась ровной, но все же безобразной кляксой.

Тию выдохнула сквозь зубы и шепотом чертыхнулась. Письмо было почти закончено, и тем обиднее было испортить его.

Лучан проследил взглядом за смятым в комок и полетевшим в угол комнаты листом бумаги, потом устроился поудобнее – он сидел рядом с письменным столом, положив голову на скрещенные руки, практически у правого локтя Тию.

– А меня про вас тетушка спрашивала, – сказал он. – Такая барышня, говорит, деликатная. Вот бы она на вас сейчас посмотрела. Или когда вы мертвяков расстреливали.