На Раду было надето небесно-голубое платье, уже не модного, но все же современного фасона, с мелкими оборками по подолу и длинными рукавами. Платье будто бы много лет пролежало где-то сложенным, и теперь топорщилось заломами и затертыми выцветшими складками.
За алтарем стояли три призрачные фигуры, и Раду разговаривала с ними.
Корнелий остановился и откашлялся. Раду развернулась привычным резким движением, и глаза ее изумленно расширились.
– Как ты? – спросил Корнелий. Потом, поколебавшись, обратился к фигурам: – Я пришел к вам с просьбой.
Некоторое время он молчал, не зная, чего ожидать. Но ему никто не ответил, только Раду смотрела устало.
– Простите, мастер Тенда, – наконец, сказала она. – Я на вас сердилась тогда, а сама… тоже… ушла без прощания.
Корнелий открыл было рот, но несколько мгновений не мог говорить: горло сдавило. Сможет ли он сейчас что-то поправить?
– Я не попрощаться пришел, – хрипло сказал он. – А забрать тебя обратно.
Раду отвела глаза, потом даже неловко улыбнулась краешком губ.
– Мастер Тенда… уже поздно.
Корнелий открыл было рот, чтобы возразить, но поперхнулся от неожиданно ледяного воздуха, который хлынул в легкие. Гомункулюс всем телом прижался к его шее, дрожа.
–
Льдинки вечной зимы, стылый ветер над могилами – вот каким был голос Хозяйки мертвых.
– Это несправедливо, – сказал Корнелий, и Раду вздрогнула, предупреждающе помотала головой.
Но Корнелий не боялся. До недавнего времени он вообще во все это не верил.
И мог признаться себе, что терять ему особо нечего.
– Она не умерла тогда и не должна была умереть, – упрямо продолжил он. – Вы дали ей эти дары, обманув ее.
Морозным воздухом плеснуло в самое лицо.
–
Это объясняло многое, но Корнелий не был бы собой, если бы тут же не принялся докапываться до причин всех непонятных явлений.
– А время? – спросил он. – Часы, которые останавливались и пропадали?
Духи молчали, и стылый воздух вокруг Корнелия рассеялся, будто Хозяйка мертвых вернулась на прежнее место.
Вместо них ответила Раду:
– Мастер времени останавливал часы, чтобы Велеу-целитель мог выйти из царства мертвых и вернуться. Ему нельзя находится в мире живых, а с остановленным временем это как будто не считается. А часы отдавала ему я. Таков был договор.
– Но это ведь не все? – спросил Корнелий, который слышал рассказ об их разговоре с Ницэ сразу в нескольких исполнениях и имел возможность обдумать его, пока они шли сюда. – Расскажи мне все, Раду… Эсперанца. Ты ведь не все им рассказала.
– Не называйте меня так, – попросила она. – Я отдала свое имя, и меня зовут Раду. И да… не все. Я не знала, в каком состоянии будет Тию, когда я ее найду, поэтому я попросила возможность исцелить ее. Мне была дарована кровь, которая заживляет любые раны, и срок… три года на исполнение всего, что я просила. И если я тратила кровь на исцеление, то срок уменьшался.
– Это татуировка змеи, да? – тихо сказал Корнелий. – Она росла, я видел своими глазами.
Раду кивнула.
– Вот теперь все. Все, что я получила от них и что должна была исполнить взамен… ну, кроме еще одной вещи, – Раду вдруг усмехнулась краешком губ. – Еще я обещала принести на главный алтарь благословенных Хранителей в столице целую корзину птичьего помета. На том моя служба закончилась бы. И мой срок вышел.
– О боже, – отозвался Корнелий. – Так вот зачем ты рвалась в столицу. Ты там собиралась умереть?
И вот тут Корнелий наконец понял и ухватил за хвост мысль о несоответствии. Да, он спешил изо всех сил, но все же сколько времени прошло с тех пор, как Раду оказалась у алтаря? И тем не менее, она все еще находилась здесь, по эту сторону бытия.
Он шагнул вперед, еще и еще – потому что земля под ногами вязла как во сне, не давая двигаться, потом все же добрался до Раду, положил руку на ее плечо.
Теперь, без всех этих подкладок и дополнительных слоев одежды ее плечо под пальцами казалось таким хрупким.
– Ты не хочешь уходить? – негромко спросил он. – Ты пыталась договориться, чтобы остаться еще?
Но Раду склонила голову.
– Нет, – ответила она. – Я и то не все условия нашего договора исполнила. А то, что мне дали, я уже истратила. У меня только один путь остался.
– Но ты… все еще здесь, – сказал Корнелий, хмурясь.
–