Потерянные слова

— Даже на черствую булку не наторговала.

Лиззи достала булочку из нашей сумки и протянула ее Мейбл.

— А это еще кто? — спросила она с полным ртом хлеба.

— Эсме, это Мейбл. Мейбл, это Эсме. Ее отец работает у доктора Мюррея, — Лиззи смущенно посмотрела на меня. — Эсме тоже работает над Словарем.

Мейбл протянула мне руку. Длинные грязные пальцы торчали из рваных перчаток. Вообще-то я не любила рукопожатия и машинально обтерла обожженную кисть о ткань юбки, как будто хотела защитить ее от неприятностей. Когда я все-таки протянула руку, старуха рассмеялась.

— Такое ничем не вытрешь, — сказала она.

Мейбл схватила мою ладонь двумя руками и исследовала ее, как доктор во время осмотра. Она осторожно перебирала мои пальцы, сгибая и разгибая их суставы. Ее пальцы казались столь прямыми и ловкими, сколь мои кривыми и неуклюжими.

— Они работают?

Я кивнула. Мейбл отпустила мою руку и жестом показала на свой прилавок.

— Тогда ни в чем себе не отказывай.

Я начала перебирать ее товар. Неудивительно, что она ничего не ела: все, что она продавала, было обломками разбитых вещей, вытащенных из реки. Единственными уцелевшими вещами были чашка и блюдце, оба со сколами, но еще пригодные для использования. Мейбл поставила чашку на блюдце, как будто они были чайной парой, хотя никогда таковой не являлись. Пить чай из такой посуды стал бы только нищий, но из вежливости я взяла чашку в руки и начала рассматривать изящный узор из роз.

— Фарфоровая. И блюдце тоже, — сказала Мейбл. — Ты ее к свету поднеси.

Она не врала. Оба изделия были сделаны из тонкого фарфора. Я поставила чашку с розами на блюдце с колокольчиками. Они весело смотрелись друг с другом, особенно на буром фоне остального. Мы обменялись улыбками.

Мейбл снова кивнула на товар. Я прикоснулась, перевернула и взяла еще пару предметов. Одним из них была палочка размером с карандаш, но скрученная по всей длине. К моему удивлению, она была гладкой, как мрамор. Когда я поднесла ее поближе, чтобы рассмотреть странный узел на одном конце, перед моими глазами появилось лицо старика. На нем морщинами были высечены все тяготы его жизни, а длинная борода обвивала изгиб палки. Я почувствовала легкий трепет в груди, когда представила эту вещицу у папы на столе.

Я посмотрела на Мейбл. Ожидая моих дальнейших действий, она подарила мне беззубую улыбку и протянула руку.

— Прелесть, — сказала я, доставая из кошелька монетку.

— Ручонки мои теперь ни на что не годны, даже черешок никому подергать не могу.

Я в растерянности смотрела на нее, потому что вообще не поняла, что она хотела сказать. Не дождавшись нужного отклика, Мейбл спросила у Лиззи:

— Она че, дурочка?

— Нет, Мейбл, она просто не привыкла слышать такой своеобразный английский, как у тебя.

Когда мы вернулись в Саннисайд, я достала листок и карандаш. Лиззи отказалась объяснять мне, что значит «черешок», и лишь кивала или качала головой в ответ на мои предположения. По цвету ее лица я поняла, какое значение было правильным.

Мы стали постоянно подходить к прилавку Мейбл. Мой словарный запас обогащался, а папа радовался новым безделушкам. Они поселились с ручками и карандашами в старой чаше для игральных костей, которая всегда стояла на его столе.

* * *

Мейбл кашляла и почти через каждое слово сплевывала комки густой мокроты. Мы навещали ее почти целый год, и каждый раз она болтала без умолку. Я думала, что кашель помешает ей разговаривать, но он не мешал, только речь ее стала неразборчивой. Мейбл снова закашлялась, и я протянула ей носовой платок, надеясь, что она прекратит плевать на каменную плитку рядом со своим стулом. Мейбл посмотрела на платок, но даже не шевельнулась, чтобы взять его.

— Не-а, девонька, и так сойдет, — сказала она, потом наклонилась и выплюнула на землю все, что скопилось во рту. Я вздрогнула, и ей это явно понравилось.

Пока я рассматривала товар, Мейбл болтала о криминальных, денежных и сексуальных сплетнях из соседних ларьков, изредка прерываясь, чтобы назвать мне цену той или иной вещички.

Среди потока ее сальных словечек пролетело одно, которое я уже раньше слышала, но Лиззи отрицала, что знает его значение, хотя по густому румянцу, залившему ее лицо, было понятно, что она врет.

— Cunt[31], — сказала Мейбл, когда я попросила ее повторить слово.

— Пойдем, Эсме! — сказала Лиззи, схватив меня за руку.

— Cunt, — чуть громче произнесла Мейбл.

— Эсме, нам пора, у нас полно дел.

— Что это значит? — спросила я.

— Что она чертова сука, — Мейбл послала злобный взгляд в сторону цветочной лавки.

— Мейбл, говори тише, — прошептала Лиззи. — Они выгонят тебя отсюда за твой язык, ты же знаешь.

Лиззи по-прежнему пыталась увести меня прочь.

— Но что именно это означает? — снова спросила я.

Мейбл улыбнулась, обнажая десны. Ей нравилось, когда я просила ее объяснить значение слов.

— Карандаш и бумагу взяла, девонька?

Я вырвала свою руку из тисков Лиззи.

— Иди, я тебя догоню.

— Эсме, если кто-то услышит это слово от тебя… Миссис Баллард узнает раньше, чем мы домой вернемся.