— «По делам», как она любит говорить.
— По каким?
— Избирательные права женщин. Тильда — последовательница суфражисток Панкхёрст[38]
.Дверь распахнулась, и в гримерку влетела Тильда. На ее лице сияла широкая улыбка, а в руках она держала большой сверток.
— Присмотри за ним, Билл. Мне нужно переодеться.
— Бенедикт готов тебя убить, — предупредила я.
— Совру ему что-нибудь, и он поверит.
В тот вечер Беатрис переиграла Бенедикта. Когда Тильда стала раскланиваться, аплодисменты для нее длились так долго, что Бенедикт ушел со сцены еще до того, как они стихли.
После спектакля Тильда повела нас не в «Старый Том», а в противоположном направлении — в «Орел и ребенок» на улице Сент-Джайлс.
Один из двух залов был уже полон, и Тильда зашла в него. Мы с Биллом остановились в узком дверном проеме. Я попыталась разглядеть собравшихся и насчитала двенадцать женщин в разных нарядах. Некоторые были одеты богато, но большинство из них принадлежали к среднему классу — так назвал бы его папа — то есть женщины, мало отличающиеся от меня.
Тильда поздоровалась со всеми и повернулась к нам.
— Билл, пожалуйста, передай мне посылку.
Он протянул сверток невысокой полной женщине.
— Прекрасный мужчина, побольше бы нам таких, — поблагодарила она его.
— Не такая уж я и редкая птица, — сказал Билл, явно понимая, что она имеет в виду. У меня было чувство, что я появилась здесь в середине разговора.
— Тебе как обычно? — спросил меня Билл.
— Мне это поможет понять, что происходит?
— Скоро поймешь, — пообещал он и пошел через узкий проход к бару.
— Сестры, — начала Тильда, — спасибо, что присоединились к борьбе. Миссис Панкхёрст обещала, что вы придете, и вы пришли.
Все двенадцать женщин выглядели довольными собой, словно ученицы, отмеченные благосклонностью учительницы.
— Я принесла листовки и карту, на которой указано, куда их нужно отнести.
Тильда распечатала посылку и передала листочки по кругу. На них была изображена женщина в академическом костюме, заключенная в одну камеру с преступником и сумасшедшим.
— Диплом Оксфордского университета не помешал бы, — сказала одна женщина.
— Добавь его в список своих дел, — ответила ей другая.
— Эсме, — Тильда старалась перекричать гул голосов. — Не могла бы ты разложить карту на свободном столе?
Она протянула через головы стоящих рядом женщин сложенную карту. Я стояла в нерешительности, не представляя, на что соглашаюсь. Тильда, видимо, все поняла и продолжала держать карту в вытянутой руке, не отрывая от меня взгляд. Я кивнула и вошла в зал, чтобы присоединиться к остальным женщинам.
Я сидела спиной к окну, которое выходило на улицу, и одной рукой придерживала угол карты, чтобы она не соскользнула со стола под напором взволнованных женщин. Разговор был оживленный, все обсуждали план действий и меняли маршрут в соответствии со своими адресами: кто-то хотел распространять листовки там, где их никто не знал, другие предпочитали держаться поближе к дому, чтобы быстро спрятаться, если их будут преследовать.
Большинство женщин согласились с тем, что листовки лучше разносить ночью. Остальные, боясь темноты и недовольства мужей, решили обернуть каждый буклет уведомлением о соблюдении трезвости. Задумку одобрили, но создание оберток возложили на плечи тех, кто в них нуждался.
Когда обсудили все детали, Тильда выдала каждой женщине по стопке листовок, и они парами стали выходить из бара.
Три женщины задержались, и, как только ушли все остальные, они вместе с Тильдой склонились над картой. Пока они строили планы, я перебралась в другой конец маленького зала и достала чистый листочек.
Женщины ушли со своими листовками и большим пакетом. Билл вернулся, когда Тильда складывала карту.
— Теперь готовы выпить? — спросил он, протягивая виски и шенди, вкус которого я полюбила.
— Как раз вовремя, Билл. — Тильда взяла у него свой бокал и посмотрела на меня. — Было увлекательно, не так ли?
Увлекательно или нет, я не знала. Во мне боролись любопытство и тревога. Пульс был учащенным, но причиной тому могло быть волнение. Я еще не решила, стоит ли мне во всем этом участвовать.
— Допивайте, — сказала Тильда. — У нас еще много работы.
Мы вышли из паба «Орел и ребенок» и повернули на Банбери-роуд. Тильда вручила мне пачку листовок, обернутых коричневой бумагой и перевязанных веревкой. Так выглядела пачка гранок, только что выпущенная из типографии.
— Не знаю, нужно ли мне это вообще, — сказала я, неловко прижимая к себе листовки.
— Конечно нужно! — воскликнула Тильда. Билл шел впереди, не желая вмешиваться в разговор.
— Я не такая, как ты, Тильда. Я не такая, как все те женщины.
— У тебя есть матка? Есть вагина? А мозги, способные отличить кровожадного Бальфура от Кэмпбелла-Баннермана? Ты точно такая же, как те женщины.
Я отстранила листовки от груди, словно в них было что-то едкое.