С тех пор как миссис Баллард подвернула ногу, Лиззи приходилось все больше времени проводить на кухне. Доктор запретил миссис Баллард подолгу стоять, поэтому теперь она сидела за кухонным столом с чашкой чая и раздавала указания. Когда я вошла, она листала газету «Оксфорд кроникл» и говорила Лиззи, что нужно посолить курицу, которую только что привезли.
— Не тяни с этим, — сказала она. — Нужно много соли, чтобы мясо было нежным. Чем дольше выдержать в соли, тем лучше.
Лиззи закатила глаза, но продолжала улыбаться.
— Миссис Би, вы меня с двенадцати лет учите солить курицу. Думаю, я уже и сама знаю, как надо делать.
— Говорят, в городе какие-то волнения, — сказала миссис Баллард, не обращая внимания на слова Лиззи. — Поймали каких-то
— Что еще за
— Тут так написано, — миссис Баллард еще раз пробежала заметку глазами. — Их называют женщинами миссис Панкхёрст.
— Они просто лозунги писали? — уточнила я, потому что вчера вечером опасалась поджога с их стороны.
— Здесь сказано, что они написали красной краской: «У женщин не больше прав, чем у заключенных».
— У тебя в листовке то же самое, Эсме? — спросила Лиззи, держа в руках курицу.
— Та, что упала, — замужем за магистром, — продолжала миссис Баллард. — А две другие — из Сомервиль-колледжа. То есть все они образованные дамы. Какой позор!
— Это не моя листовка, Лиззи. Она была в почтовом ящике.
— Кто же ее туда кинул? — спросила Лиззи, не сводя с меня глаз.
Я почувствовала, как малиновый румянец заливает мое лицо. Получив ответ на свой вопрос, Лиззи вернулась к курице и стала еще усерднее натирать ее солью. Я подошла поближе к миссис Баллард и прочитала статью через ее плечо. Трое арестованных, но никаких обвинений, а значит, и суда не будет. Интересно, расстроит ли эта новость Тильду и миссис Панкхёрст?
В Скриптории я покопалась в ячейках. Слова
Закончился очередной вечерний спектакль, и мы с Биллом помогали Тильде переодеваться в ее обычную одежду.
— Ты слишком привыкла к комфорту, Эсме, — сказала Тильда, стягивая с себя шаровары Беатрис.
— Тильда, я здесь живу.
— Жена магистра и женщины из Сомервиль-колледжа тоже здесь живут.
Час спустя мы снова были в «Орле и ребенке». Я чувствовала себя незаметной среди энергичных женщин, которые готовы были помогать. Новая листовка призывала их присоединиться к маршу Эммелин Панкхёрст в Лондоне, и они уже планировали поездку. Я надеялась, что их решимость заразит меня, но к тому времени, когда мы вышли на улицу, я убедила себя, что не поеду с ними.
— Ты просто боишься, вот и все, — сказала Тильда, погладив меня по щеке, как ребенка. Она передала пачку листовок Биллу и повернулась, чтобы уйти. — Проблема в том, Эсме, что ты боишься ошибиться, но без права голоса все, что мы говорим, не имеет никакого значения. И только это должно тебя по-настоящему пугать.
Лиззи сидела за кухонным столом. Перед ней стояла швейная коробка и лежала кучка одежды. Я покосилась в сторону кладовой, ища глазами миссис Баллард.
— Она в доме с миссис Мюррей, — сказала Лиззи и протянула мне три смятых листовки. — Нашла в кармане твоего жакета. Я не шпионила за тобой, просто проверяла швы, потому что зашивала подол.
Я онемела. У меня снова возникло чувство, что я угодила в неприятности, но я не понимала, из-за чего.
— Я их уже везде видела. Они торчат из почтовых ящиков и валяются под ногами на Крытом рынке. Мне рассказали, что в них написано. Даже спросили, не хочу ли я к ним присоединиться, — Лиззи фыркнула. — Как будто я могу вырваться в Лондон на целый день. Она собьет тебя с толку, Эссимей, если ты ей позволишь.
— Кто собьет?
— Сама знаешь кто.
— У меня есть своя голова на плечах, Лиззи.
— Может быть, но ты никогда не могла различить, что для тебя хорошо, а что плохо.
— Это касается не только меня, а всех женщин.
— Значит, это ты принесла их сюда?
В тридцать два года Лиззи выглядела на сорок пять, и я только сейчас поняла почему.
— Ты делаешь все, что тебе говорят, Лиззи, а сама ничего не решаешь, — сказала я. — Вот о чем все эти буклеты. Пришло время дать женщинам право голоса.