Потерянные слова

— Да не трусь ты, — сказала Тильда. — Мы просто кладем бумажки в почтовые ящики. В худшем случае их сожгут в камине, в лучшем — прочитают и изменят свое мнение. Можно подумать, я прошу тебя подложить бомбу.

— Если узнает доктор Мюррей…

— Если ты беспокоишься об этом, позаботься о том, чтобы он не узнал. Вот твой маршрут. Листовок хватит на обе стороны Банбери-роуд, между Бевингтон и Сент-Маргарет.

В маршрут входил Саннисайд. Я так и стояла в нерешительности.

— Ты ведь в Иерихоне живешь?

Я кивнула.

— Ну, тогда тебе вообще близко, — сказала Тильда. — Билл, иди с ней.

— А как же ты?

— Никто не удивится, увидев меня ночью, а тебе нужен кавалер под ручку. Как это ни прискорбно.

На улице Сент-Джайлс людей почти не было — лишь еще одна пара и пьяные студенты, расступившиеся перед нами с показной вежливостью. На Банбери-роуд было совсем безлюдно. Я успокоилась и даже пожалела, что так неохотно взялась за дело.

— Давай я брошу, — предложил Билл, когда мы подошли к первому почтовому ящику на Бевингтон-роуд.

Мы с Биллом оба знали, что я отличаюсь от тех женщин, что я, возможно, разделяю их взгляды, но я не осмелюсь встать с ними в один ряд. Я покачала головой, когда он потянулся за пакетом. Билл положил свою руку мне на талию, и мне было приятно чувствовать его силу. Я развязала веревку, и упаковочная бумага слетела вниз, обнажая листовки. Заключенная под стражу женщина смотрела на меня с укором, обвиняя в безразличии.

Когда мы добрались до Саннисайда, пачка листовок заметно уменьшилась. Я все делала быстро, а Билл перестал разговаривать со мной после того, как я заявила, что его шуточки могут разбудить людей и заставить их выглянуть в окно. При виде красного почтового ящика я замедлила шаг. Когда я была маленькой, я думала, что доктор Мюррей должен быть весьма важной персоной, если у него есть собственный почтовый ящик для отправки и приема писем. Мне нравилось представлять, что он до отказа забит конвертами с листочками. Когда я выучила алфавит, папа разрешил мне писать письма самой себе. Я придумывала слова и значения для них, писала глупые предложения, смысл которых был понятен только мне и папе. Потом он давал мне почтовую марку и конверт, на котором я записывала адрес: Скрипторий, Банбери-роуд, Оксфорд. Я сама шла через сад, выходила за ворота и кидала письмо в красный почтовый ящик доктора Мюррея. Каждый день я следила за выражением лица папы, когда он разбирал почту, пришедшую в Саннисайд, раскладывал листочки по ячейкам и отвечал на письма. Когда ему наконец попадало в руки мое письмо, он относился к нему так же ответственно, как и к другой корреспонденции. Он внимательно читал его, кивал головой в знак согласия и подзывал меня, чтобы узнать мое мнение. Даже когда я хихикала, он старался держать серьезное лицо. Я до сих пор испытывала детский восторг, когда опускала письма в красный почтовый ящик доктора Мюррея.

— Дом семьдесят восемь, — прошептал Билл.

— Это Скрипторий.

— Пропусти его, если хочешь.

Я решительно шагнула к почтовому ящику на воротах и бросила в него листовку. Она упала на дно с легким шорохом.

* * *

На следующее утро папа держал надо мной раскрытый зонт, пока я доставала почту из красного ящика в Саннисайде. Листовка была на самом дне. Без конверта она выглядела обнаженной и уязвимой. Увидев ее край, я расстроилась. Наверное, придется выкинуть листовку, потому что я понятия не имела, в чью пачку писем ее можно подсунуть. После того как я кинула ее вчера в почтовый ящик, ее значимость выросла в моих глазах, но в утреннем свете и среди всех этих писем от ученых мужчин и образованных женщин она потеряла всю свою силу.

Я была разочарована. Накануне я боялась того, какой эффект может произвести листовка, а теперь боялась, что она вообще ничего не сможет сделать.

— Папа, я обещала доктору Мюррею поискать новые цитаты для слов, которые он отсылает Дитте для повторного редактирования, — сказала я. — Можно я разберу почту чуть позднее?

— Давай я этим займусь. Начну день с легкой работы.

Другого ответа от папы я и не ожидала, поэтому мысленно поблагодарила его.

Я хорошо видела папин профиль с того места, где сидела. Вместо того чтобы разбирать листочки, я наблюдала за выражением его лица, пока он просматривал почту. Когда он добрался до листовки, я задержала дыхание.

Он взял ее в руки, прочитал надпись и с серьезным видом рассматривал ее целую минуту. Затем на лице его появилась улыбка. Интересно, что ему больше понравилось — сама картинка или лозунг? Он не стал выкидывать листовку, а положил ее в одну из стопок. Потом он встал и разнес письма коллегам.

— Это должно заинтересовать тебя, Эсси, — сказал папа, когда положил мне на стол пачку бумаг. — Пришло с утренней почтой.

Я взяла в руки листовку и посмотрела на нее так, как будто видела впервые.

— Стоит обсудить это с твоими молодыми друзьями, — сказал папа, прежде чем вернуться на свое место.

Тильда была права: я трусиха. Спрятав листовку в стол, я вытащила из кармана листочек с моим новым словом.