Потерянные слова

Когда мистер Данкворт пересел за сортировочный стол, у меня было чувство, что мне наконец-то расслабили слишком тугой корсет. Это произошло благодаря Элси.

— Знаешь, Эсме, — сказала она однажды утром, когда я предположила, что, возможно, у меня недостаточно опыта для особо трудных слов, — каждый, кто работает над Словарем, оставит в нем свой особый след, и неважно, насколько сильно отец или мистер Данкворт желают сделать Словарь однородным. Постарайся воспринимать замечания мистера Данкворта как предложение, а не как единственно верный вариант.

Неделю спустя я услышала, как она жаловалась, что к некоторым полкам слишком трудно добраться из-за того, что стол мистера Данкворта стоит слишком близко к ним. В тот же день доктор Мюррей поговорил с ним, а на следующий утро, когда я пришла в Скрипторий, мистер Данкворт сидел за сортировочным столом напротив мистера Свитмена. Между ними выросла перегородка из книг.

— Доброе утро, мистер Свитмен. Доброе утро, мистер Данкворт, — сказала я.

Первый ответил улыбкой, второй — кивком головы. Мистер Данкворт по-прежнему избегал смотреть мне в глаза. Его стол уже убрали, а мой снова выглянул из-за книжной полки.

Я села и подняла крышку стола. Обои, наклеенные внутри, уже закручивались по краям, но розы оставались такими же золотистыми, как и раньше. Я провела пальцами по розам и попыталась вспомнить, сколько лет уже работаю за этим столом. Девять или десять? Столько всего произошло, а я все еще сидела на том же месте.

— Ой, знакомые обои, — сказала Элси. — Помню, как наклеивала их. Давным-давно.

Мы обе притихли, как будто Элси тоже только что осознала, что жизнь проходит мимо нее. Я никогда не интересовалась, как она и Росфрит проводят время за пределами Скриптория. Они больше не носили свои прекрасные косы и стали помощницами своего отца. Я всегда им завидовала, но сейчас я задумалась о том, мечтали ли они о такой жизни или просто смирились с тем, что вышло.

— Как проходит твоя учеба, Элси? — спросила я.

— Она закончилась. Я сдала экзамены еще в июне прошлого года, — ее лицо светилось от гордости.

— Поздравляю! — сказала я, вспомнив, что в прошлом июне Ей исполнился один год. — Я даже не знала.

— Без присуждения ученой степени, конечно. Без звания. Но уверена, что, если бы носила брюки, получила бы и то и другое.

— Но ты можешь получить степень в другом месте, разве нет?

— Да, могу, но я никуда не тороплюсь. Я никуда не собираюсь уезжать, — она взглянула на гранки в своей руке, словно пытаясь вспомнить, что это, потом протянула их мне. — Отец передал. Для быстрой корректуры. Завтра утром он хочет отправить их в Издательство.

Я взяла страницы.

— Конечно, — сказала я и посмотрела на то место, где раньше стоял стол мистера Данкворта. — И спасибо тебе.

— Мелочи.

— Это как посмотреть.

Она кивнула и пошла мимо сортировочного стола к бюро доктора Мюррея, где ее ждала целая стопка писем, требующих ответа.

Крышка моего стола все еще оставалась открытой. Под ней лежало все, что мне было нужно для работы: бумага для письма, листочки, ручки, карандаши. Под «Правилами Харта» хранились вещи, которые не имели отношения к работе: письмо Дитте, открытки Тильды, листочки, вырезанные из красивой бумаги, и книга Элси. Когда я взяла ее в руки, из нее выпало три листочка. Как только я увидела на них имя Мейбл, на глаза навернулись слезы. Вот она — та самая печаль. И я улыбнулась ей.

На каждом листочке было написано одно и то же слово, но с разными значениями. Я вспомнила свой ступор, когда впервые услышала их, восторг Мейбл и биение сердца, когда я их записывала. Мейбл сказала, что слово cunt было старо как мир, но я не нашла его в Словаре.

Ячейки на букву С были уже опечатаны, но дополнительные слова для возможного переиздания томов хранились на полках рядом с моим столом. Доктор Мюррей стал собирать их сразу же после публикации брошюры A — Ant. «Он уже предполагал, что английский язык будет развиваться быстрее, чем работа над Словарем, — сказал мне папа. — Когда Словарь будет полностью опубликован, мы вернемся к тому на букву А и заполним пробелы».

Все ячейки были забиты листочками до отказа, но в них царил такой порядок, что мне не составило труда отыскать толстую стопку с цитатами, датируемыми 1325 годом. Слово Мейбл было действительно старым. Если бы к нему применили правило доктора Мюррея, оно бы точно было включено в толстый том, стоящий на полке за его спиной.

Я посмотрела на заглавный листочек. Рукой доктора Мюррея было написано: «Непристойная лексика. Исключить». Ниже кто-то записал обмен замечаниями, возможно из писем корреспондентов. Судя по почерку, это сделала Элси, но я не была уверена: