Потерянные слова

— А папа? Он все еще работает в Издательстве?

— Мы всегда жили с матерью вдвоем.

Я взглянула на листочек и попыталась представить женщину, которая называла этого мужчину моей капусткой.

— Спасибо за слово, — сказала я.

— Я надеюсь, ты не против, что я подошел к тебе.

Я повернулась к сортировочному столу. Одна или две пары глаз косились в мою сторону. Папа странно улыбался, не отрывая взгляд от гранок.

— Я рада, что ты это сделал, — сказала я и наконец посмотрела в его лицо, но тут же снова отвела взгляд.

— Ну, тогда я и дальше буду приходить.

Когда Гарет ушел, я подняла крышку стола и стала рыться в коробке из-под обуви так долго, пока не пристроила его листочек.

Январь 1913

По пути в Бодлианскую библиотеку я увидела толпу, собравшуюся у памятника Святым мученикам. Я могла объехать ее, как обычно свернув на Паркс-роуд, но вместо этого проехала до конца Банбери-роуд.

Объявления были развешены по всему Оксфорду. Листовки валялись на улице, и газеты кричали заголовками статей в поддержку или против. Суфражистские организации Оксфорда собрались на мирное шествие от церкви Святого Климента до памятника Святым мученикам. До начала оставалось еще несколько часов, но уже ощущалось волнение ожидания и подготовки.

В библиотеке было меньше людей, чем обычно, и я не спеша обследовала полки в отделе искусств. Книги, которые доктор Мюррей попросил меня проверить, были старыми, в них было трудно разобрать цитаты, и я могла легко сделать ошибку. Я сидела на скамье, отполированной поколениями ученых, и гадала, сколько среди них было женщин.

Домой я поехала той же дорогой. Участницы шествия уже собрались, а толпа зевак увеличилась. Женщин было раза в три больше, чем мужчин, но меня поразило, какие разные мужчины здесь присутствовали. Мужчины в галстуках и без. Мужчины под ручку с женщинами. Мужчины, стоявшие поодиночке. Мужчины в шапках и в рубашках без воротников, собравшиеся вместе. Они сложили руки на груди и широко расставили ноги.

Я прислонила велосипед к ограде небольшого кладбища у церкви Святой Марии Магдалины и встала у края толпы.

Когда я прочитала о планируемом шествии, я стала надеяться, что Тильда приедет в Оксфорд для участия в нем. Я написала ей письмо и вложила в него записку: «Буду ждать у церкви со стороны памятника Святым мученикам».

В ответ она прислала открытку.

Посмотрим, может быть, и приеду. ЖСПС на шествие не пригласили (ученые дамы Оксфорда не одобряют методы миссис Панкхёрст). Я очень рада, что ты присоединилась к сестринству и что в нашем крике прозвучит и твой голос. Уже давно пора!

Женщины выступали на трибуне, установленной рядом с памятником. Мне было трудно рассмотреть ее с того места, где я стояла, а слышать их речи мешали подстрекательства толпы. Листовки призывали нас НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ на недоброжелателей, и большинство сторонников суфражисток так и делали, но провокаторов было слишком много, и они кричали со всех сторон. Из граммофона, установленного в открытом окне колледжа Сент-Джонса, звучала музыка. Рядом с трибуной поднялось облако табачного дыма, потому что мужчины сговорились дружно закурить свои трубки. Противники шествия из другой группы распевали песни во весь голос, заглушая все вокруг. Даже на краю толпы я чувствовала себя уязвимой.

Народ вокруг памятника Святым мученикам взволновался. Я поднялась на носочки, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела, как что-то рассекает море людей. Волнение толпы приближалось ко мне, но я смогла понять, в чем дело, только когда двое мужчин возникли передо мной. Сцепившись друг с другом, они обменивались ударами. Мужчина в рубашке с воротником и в галстуке был крупнее, но его руки беспорядочно метались в разные стороны, а кулаки не попадали в цель. Его соперник бил точнее. Несмотря на холод, он был без куртки, а рукава закатал до локтей. Я отступила назад, но улица Магдалины была переполнена, и меня прижали к ограде кладбища.

Я видела, как полицейские на лошадях пробивались сквозь толпу. Они распугивали людей, и те разбегались в разные стороны: часть толпы отнесло на Броад-стрит, другие устремились на улицу Сент-Джайлс. Я сделала шаг, и меня сбили с ног. Перед глазами промелькнули женские туфли, мужские ботинки, забрызганный грязью подол чей-то юбки. Две незнакомые женщины рывком подняли меня и посоветовали идти домой, но я не могла сдвинуться с места.

— Сука!

Чье-то красное грубое лицо с кривым носом, сломанным много лет назад, дышало на меня. Я закрылась обеими руками в ожидании удара.

— Эй, а ну прекрати!

Голос женщины. Громкий. Рассерженный… Потом нежный.

— Подлые трусы, — сказала она.

Ее слова и интонация голоса показались мне знакомыми. Я убрала руки и открыла глаза. Это была Тильда. Она оттащила меня в сторону и вытерла плевок с моей щеки.

— Боятся, что их жены перестанут плясать под их дудку.