Потерянный рай

– Момент неподходящий, Ноам, у нас нет времени, а у стен есть уши, отложим этот разговор. Зато у меня есть идея.

Он шепнул мне на ухо:

– Этот ребенок мой.

Пораженный, я инстинктивно отшатнулся:

– Что?

– Ради твоего спокойствия, ради спокойствия Нуры, ребенка и всех остальных давай скажем, что я зачал его с какой-то женщиной и только что чудесным образом обрел свое дитя. Барак будет с восторгом рассказывать о спасении, свидетелем которого стал.

Его предложение мне не нравилось. Но мог ли я отказаться? Оно давало мне возможность сохранить ребенка, не потерять любви Нуры и одновременно избавляло меня от множества неприятностей.

Прежде чем согласиться, я ощутил потребность поддеть его:

– Дерек, ты решительно взял в привычку проскальзывать между ложью и правдой!

Он изменился в лице и оцепенел:

– Ты о чем?

– О Городе Богов, где не живет никакой Бог.

Он вздохнул и пожал плечами:

– Ах это…

Заметив, что он не страдает от угрызений совести, я подлил масла в огонь:

– Ты заставил меня поверить, что я послан Богами.

Его глаза лукаво блеснули. Он воскликнул:

– Самое неприятное не в том, что я это утверждал, а в том, что ты в это поверил!..

Его безжалостность сбила меня с толку. Чтобы заполнить паузу, он ласково покачал малыша. Очнувшись, я решил прекратить этот мучительный разговор:

– Ты обманул меня; мог бы и извиниться.

– Мои хитрости послужили твоему делу, верно?

– Что?

– Благодаря им мы здесь, живые, мы не пошли ко дну вместе с другими.

Он был прав. Я умолк. Он воспользовался этим, чтобы нанести мне последний удар:

– Неужели я должен раскаиваться в том, что сделал наше выживание возможным? Сожалеть о том, что помог тебе спасти нас?

Он завораживал меня. Подобно моему отцу, Дерек имел дар обращать в свою пользу любую ситуацию. Он почти дружески положил руку мне на плечо:

– Ноам, если ты так плохо реагируешь на мелкую ложь, как я могу раскрыть тебе остальное?

– Остальное?

– Ту ложь, что существует между нами.

– Между нами?

– Все то, чего я тебе не сказал.

– Что ты скрываешь?

– Столько всякого…

– Говори.

Он значительно взглянул на меня:

– Как только ты будешь способен понять. Не раньше.

И, не дав мне времени возразить, он приподнял ребенка и резко спросил:

– Так это мой сын?

Я неохотно согласился. Он расцеловал малыша в щеки, ущипнул за носик:

– Ты проснешься в объятиях своего отца, мой мальчик.

Проявляемая Дереком нежность отдаляла от меня сына больше, чем наша хитрость. Пытаясь успокоиться, я встал.

Дерек окликнул меня:

– Как ее звали?

– Кого?

Дерек сделал мне знак говорить потише. Несмотря на постоянный шум, нас могли услышать. Он прошелестел:

– Мою супругу.

Мне было нестерпимо, чтобы он одну за другой вытягивал из меня мои тайны и уж тем более – чтобы он присвоил себе Охотницу.

– Твою супругу? – тупо переспросил я.

– Мать моего ребенка.

Ангельское выражение его лица было обманчиво – он с явным удовольствием дразнил меня.

– Тита!

Я ушел, испытывая отвращение к себе: ведь я снова предал Титу. Едва оказавшись на палубе, я развернулся и поспешно воротился к Дереку:

– Кстати, мы назвали его Хам.

– Хам? Ах, уже… – разочарованно пробормотал он.

Я верно почуял: Дерек намеревался назвать моего сына на свой лад. Я настаивал:

– Да, Хам. Тита очень хотела! Оставим имя в память о ней. В конце концов, Дерек, это была твоя жена, мать твоего ребенка…

Попавшись в ловушку, он что-то забормотал, не ведая, что, даже если бы Тита вырастила своего сына, она никогда бы не произнесла его имени.

Когда занялся день, удручающая действительность еще сильнее встревожила нас. Небо было черным от множества плотных облаков, которые стремительно бороздили горизонт[33].

Возводя стены неистовой воды, Волна и Ветер с одержимостью продолжали свое сражение. Они сталкивались, пробивали друг друга, сплетались, раздражались, схлестывались, рассыпались и брыкались. Подвергаясь непрерывным атакам, наше судно постоянно разрушалось. Звуки предвещали пробоину и потопление.

Лица скитальцев приобрели болезненно-зеленый оттенок. Всех рвало. К тревоге добавилась тошнота, потеря равновесия и судороги. Никто не имел опыта навигации, а уж тем более в шторм, ведь нам было неведомо существование моря или океана – мы знали только Озеро.

Признаюсь, будучи деревенским вождем, я не сразу проявил себя командиром судна. Я с ужасом претерпевал то же, что и все остальные, покрывался испариной, дрожал от холода, задыхался и блевал. Иногда тело сводило судорогами, так что я валился с ног и не мог подняться. Когда это мне удавалось, головокружение вновь швыряло меня на палубу.

Так что я оказался не способен удержать тех, кто в панике выбрасывался за борт. Я не мог оказать на них никакого воздействия, ни морального, ни физического, – впрочем, разве услышали бы они меня в этом бедламе? Прямо у нас на глазах исчезли в волнах моя младшая сестра Абида, ее супруг и один из сыновей Влаама.

Это оставило меня совершенно безучастным. Помнится, я даже позавидовал им…

Только трое не поддавались всеобщему недомоганию: Тибор, Нура и Барак.