Потерянный рай

В последующие дни на корабле царила странная атмосфера. С одной стороны, опять забрезжила надежда: мы запаслись дождевой водой и разжились на островках кое-какой пищей, а вдали мы замечали все больше и больше птиц, вестников близкой земли. С другой же стороны, нас сломило исчезновение Нуры.

Несмотря на хрупкое сложение, она оказалась сильной женщиной, которая в самые жуткие моменты проявляла решимость, вдохновляла скитальцев своей отвагой и поддерживала их. Когда нас одолевал страх, у нее для каждого находились улыбка, слово, пища, помощь и утешение. Она ни на шаг не отступила от роли, которую сама выбрала для себя, – вести нашу общину к победе. Смерть резко прервала этот полет, встав у нее на пути как опровержение ее оптимизма. Если та, что никогда не усомнилась в счастливом исходе, лишена его, тогда зачем? Стоит ли упорствовать в своих надеждах? Проявляя твердость, мы не станем сильнее… Мужество не отвадит смерть. Выжившие попутчики разделяли мое смятение; они вместе со мной вспоминали поступки Нуры, ее участливость, красоту, идущий от нее свет. Не знаю, утоляло ли это мою печаль или делало ее еще острее; тоска удручала меня.

Ну а Тибор, как и я, отрицал реальность. Для него Нура по-прежнему была жива и здорова; ее пощадили детские болезни, она одолела взрослые недуги, не была погребена под грязевой лавой вместе со своей родной деревней, с высоко поднятой головой вышла из неудачного брака, победила гнев Озера и Ветра, устояла в борьбе с жаждой и голодом. Нура была воплощением успеха. Нура не могла умереть. Тем более раньше его. Отняв дом, жену и сыновей, судьба лишила этого угрюмого, неуступчивого и рассудительного человека последнего, что оставалось у него живого, близкого и осязаемого, – дочери.

Мама и Барак самыми разными способами старались развеселить меня, возродить во мне желание двигаться вперед. Если Барак восхищался Нурой, то Мама, несмотря на ревность, относилась к ней почтительно; она благоразумно не вменяла Нуре в вину мерзости Панноама, а позже хорошо приняла ее в роли снохи, считая, что та прекрасно выполняет свои обязанности. Мама и Барак искренне разделяли мое горе, понимая, что испытали то же самое, если если бы умер один из них.

Влаам тоже подбадривал меня. Он не только не оспаривал мою власть, но, напротив, советовал мне укрепить ее.

– Я отношусь к тебе как к нашему вождю, Ноам. Даже овдовев, ты остаешься вождем.

– Не испытываю ни малейшего желания, Влаам! Я заставлял себя руководить, чтобы Нура мною восхищалась. Теперь же…

– Ей бы не понравилось, что ты отрекаешься. Она любила тебя, Ноам, но любила тебя вождем.

Как же он был прав! Нура дорожила властью. Обольщение шло именно через нее, любовь зависела от другого регистра – ее чувства развились потом.

Ради верности своей любимой я заставил себя руководить своими выжившими соплеменниками, поддерживать сплоченность нашей группы, требовать безупречного, постоянного, безраздельного терпения.

В то утро опять сияло солнце. Маслянистая, однообразно гладкая поверхность поднималась и опускалась, словно дышала, а легкий, почти как вздох, ветерок подталкивал нас к горизонту, где порхали птицы.

Ко мне подошел Тибор – угрюмый, насупленный, с потухшим взглядом. От его невозмутимости не осталось и следа, он явно был сильно смущен. Тибор облокотился о заграждение палубы:

– Я дурак, Ноам. С тех пор как ты вернулся, я отрицаю смерть Нуры. Мой разум не принимает этого.

– Твой разум тебя щадит…

– Что?

– Мешая тебе принять, он мешает тебе страдать.

Череда шелковистых волн толкала наше судно вперед. Мы двигались, не прилагая усилий. Тибор глухо возразил:

– Мои сны подсказывают мне, что она жива.

– Она живет другой жизнью, – сказал я, следя взглядом за стаей птиц.

Тибор потер виски, через его лоб пролегла тревожная морщина.

– Я приношу несчастье, Ноам. Я не могу защитить свои близких, они все трагически умирают. Завалы, удушье, удар молнии…

– Ты не приносишь смерть, Тибор, напротив, ты исцеляешь. Сколько мужчин, женщин и детей ты спас с помощью своего дара?

Он некоторое время обдумывал мои слова, а потом добавил:

– Я не только потерял дочь, я утратил веру в свое чутье. Однако мое чутье подсказывает мне, что она не умерла.

У меня было такое же чувство. Вместо того чтобы признаться ему в этом, я не отказался от своей роли мудрого утешителя:

– Тибор, выслушай мою просьбу…

– Какую?

– Позволь мне на оставшиеся нам годы стать твоим сыном и твоим учеником.

Тибор развернулся ко мне. Впервые за многие дни его напряженные черты оживило волнение. Зрачки расширились. Уголки губ едва заметно приподнялись.

С неловкой торжественностью он возложил свою шершавую ладонь мне на плечо:

– Окажи мне честь стать моим сыном, Ноам. Я научу тебя всему, что знаю.

Какая-то магнетическая сила передалась от него ко мне, а от меня к нему – сила, которая объединила, преобразила нас, эта сила обладала напряжением, плотностью и интенсивностью яви.

И в этот самый момент Барак воскликнул:

– Земля! Земля!

Вдали зеленел берег: широкий, высокий, надежный и зовущий. Пассажиры корабля закричали от радости: мы были спасены.

* * *